— Ну, дело ваше. — Он протянул мозолистую лапу. — Выкладывайте шестипенсовик, будьте добреньки. Та карета, не та карета, а от Ноттингема до Мэнсфилда плата шесть пенсов.

Признав его логику, она развязала шнурки ретикюля, чтобы достать требуемую монету, и пошатнулась: ретикюль смердел! Ее гинеи! Она забыла их вымыть!

Шеффилдская почтовая карета загромыхала прочь; двое мужчин, храпя, развалились на империале. Судя по тучам, вскоре им предстояло промокнуть до костей. Мэри вошла в буфет маленькой респектабельной гостиницы, смирившись с мыслью, что ее подвезет какой-нибудь фермер, который усадит ее в повозку со своими свиньями. Это внесет интересный оттенок в ее благоухание!

Гостиница пахла стиральным мылом, и пол был еще мокрым. Жена хозяина, орудовавшая щеткой, поспешно выпрямилась.

— Пошла вон, грязнуха! — завопила она, раздувая ноздри. — Вон, кому говорят! — Она замахнулась щеткой, как абориген дубинкой.

— Я охотно удалюсь, сударыня, — сказала Мэри ледяным тоном, — если вы назовете мне заведение, где я могла бы найти экипаж, направляющийся в сторону Честерфилда.

Женщина, на которую эта речь никакого впечатления не произвела, смерила ее презрительным взглядом.

— Для таких, как ты, есть только одно место: «Зеленый человек». Там и смерди!

— Как мне отыскать «Зеленого человека»? — Еще не договорив, Мэри почувствовала, что ее выталкивают на дорогу, мучительно сжав ей локоть. — Отпусти меня, безжалостная червивая собака женского пола! — крикнула она, вырываясь. — В тебе нет жалости? Я попала в беду! Но вместо доброты ты полна злобы, собака женского пола! Это эвфемизм. Я назову тебя тем, что ты есть — сука!

— Елки-палки! В миле дальше по этой дороге, — сказала супруга хозяина гостиницы и с треском захлопнула дверь. Мэри услышала, как лязгнул засов.

— Нетрудно понять, что Eau de cheval[5]— духи на особый вкус, — сказала Мэри неизвестно кому и, держа в каждой руке по сумке, зашагала по «этой дороге».

Справа коттедж, слева коттедж, но затем не поля сельского пейзажа, но лес. Нахмурившись, она поглядела вверх, ища солнце, но солнце не пробивалось сквозь сплошные тучи. Либо «Зеленый человек» совсем рядом, либо ее вымочит насквозь. Она пошла быстрее. Но действительно ли она идет на запад? Или эта дорога уводит в чащобы и непроницаемый мрак Шервудского леса? Вздор, Мэри! Шервудский лес давным-давно преобразился в плод воображения, его могучие деревья срублены, чтобы освободить место для загородных резиденций только что разбогатевших джентльменов или на ребра и обшивку военных кораблей Его Величества. От него сохранились лишь кусочки, и находятся они к востоку от Мэнсфилда. Чтение обеспечило меня этими фактами.

Тем не менее этот безымянный лес вставал стеной справа и слева, земля отливала медью опавших листьев или бутылочной зеленью зарослей папоротника, а дорогу окутывал сумрак.

Позади нее послышался цокот копыт. Мэри обернулась посмотреть, не нагоняет ли ее везущий свиней фермер, но увидела лишь одинокого всадника верхом на гнедом, по виду быстроногом коне. Что мне делать теперь? Притвориться, будто он не существует, или спросить у него, туда ли я иду? Затем, когда он приблизился, у нее ноги подкосились от облегчения. Добрый джентльмен, который поднял ее в ноттингемском каретном дворе, спас ее гинеи…

— Ах, сэр, как я рада вас видеть! — вскричала она.

Он спрыгнул с седла с такой небрежностью, будто до земли был всего лишь фут, обмотал поводья вокруг левого локтя и встал перед ней.

— Я не мог бы пожелать ничего лучше, — сказал он с улыбкой. — Не везет вам, верно?

— Прошу прощения?

— У меня не было возможности украсть ваши гинеи посреди двора почтовой станции, но тут?

Подчинясь порыву, ее руки выронили сумки и крепко сжали ретикюль.

— Будьте добры, сэр, забыть то, что вы сейчас сказали, и позвольте мне отыскать «Зеленого человека», — сказала она, вздернув подбородок, без страха и колебаний в глазах. Да, ее сердце колотилось, а дыхание участилось, но подстегивая ее противиться, а не бежать.

— Не могу. — Черные волосы, настолько длинные, что были стянуты лентой на затылке, всколыхнул внезапный порыв ветра, пронизанного дождем. — К тому же «Зеленый человек» — моя малина, и помощи вам там не найти, просто прогулка в бардак. Вы немолоды, сударыня, но на редкость смазливы. Как супружнице старика Битти было не вышвырнуть вас вон! Она же методистка, их в этих краях полным-полно, как ни жаль. Да кто вы такая, чтобы иметь столько денег? Когда вы упали в грязь, я счел вас жалким подобием гувернантки, вечно спасающейся от амурных поползновений хозяина дома. Затем я пересчитал ваши гинеи. Теперь я не знаю, что думать, кроме того, что они не более ваши, чем мои. Вы их украли, вот и все.

— Ничего подобного! Посторонитесь, любезный!

С тем же успехом она могла бы и промолчать.

Наклонив голову набок, он взвешивающе оглядел ее с головы до ног, прищурив глаза, оттянув губы с зубов, не уступающих лошадиным.

— Вопрос в том, просто ли забрать ваши гинеи или мне следует убить вас? Если бы вас вымыть и одеть получше, не окажетесь ли вы и впрямь леди? Если так, то лучше вас убить! Не то, когда Капитан Гром вдруг будет пойман, вы станете свидетельствовать против него, э?

Благоразумие требовало промолчать, не выдавать, кто она такая, но так низко она еще не пала.

— Так вы зоветесь Капитан Гром? Да, конечно, Капитан Гром, я буду свидетельствовать против вас в суде! Вы заслуживаете быть повешенным, болтаться на виселице!

Несомненно, она поставила его в тупик, заставила поколебаться; женщины визжали, как зарезанные, а не возражали ему. Тощая, грязная, беззащитная и все-таки не ввергнутая в ужас.

— Давайте деньги.

Ее кулаки сжались на ретикюле так, что костяшки пальцев побелели.

— Нет! Это мои деньги! Они мне нужны!

Конь был терпеливым, мирного нрава; когда он схватил ее, и поводья задергались, конь не шелохнулся, будто не интересуясь завязавшейся борьбой. Возникший было у Мэри план заставить коня встать на дыбы и бить задом утратил смысл. Никогда еще в ее жизни ничто не обнаруживало, как сильна она физически. Она ошарашила его этой силой, борясь сохранить свои деньги. Ему даже не удавалось отогнуть ее пальцы, чтобы сломать их, так судорожно вцепились они в ретикюль.

Напряженная и быстрая, она вырвалась из его хватки и побежала по дороге, зовя на помощь. Но через пару ярдов он нагнал ее и беспощадно ухватил за плечи.

— Сука! Телка! — сказал он, поворачивая ее, и левой рукой сжал ей горло. Его правая рука стиснула оба ее запястья, и онемевшие пяльцы выпустили ретикюль. Он упал, но был тут же подхвачен.

Мэри обезумела. Одна нога пнула его в голень, колено пыталось достичь паха, ее ногти царапали его лицо до крови — да как смеет этот скот грабить ее!