— Знаю, — говорила Дон, — это ужасно. Никогда бы не подумала, что он способен на такое. Когда подумаешь, что она…

Чтобы обратить на себя внимание, Джейн несколько раз кашлянула.

— Подожди секундочку.

Повернувшись к Джейн, Дон спросила:

— Вы что-то хотите?

Джейн улыбнулась ей как можно приветливей.

— Не могли бы вы оказать мне услугу?

— Какую?

— Я страшно опаздываю. Через пять минут у меня лекция, а я должна принять еще одного студента. И умираю от голода. Вы не могли бы спуститься в кафе и купить мне пиццу?

Она протянула ей два доллара.

— Нет, не могу. — Дон повернулась к ней спиной. — Алло? Да, извини. Вот что, я думаю, тебе следует ей сказать…

Покраснев, Джейн выскочила из кабинета. В ушах у нее звенело, будто Дон дала ей пощечину. К счастью, рядом не оказалось ни одного свидетеля ее унижения. Джейн сама была виновата. Дон была превосходная секретарша, намного расторопнее, чем Мэри, и если бы она четко не очертила круг своих обязанностей, то загнулась бы от работы. К тому же Мэри работала в учебной части, а Дон — на декана и других профессоров. И потом, у нее был обед. Но оставалось еще кое-что. Ни с одним другим преподавателем Дон не стала бы разговаривать так, как с ней. И Джейн знала почему. Как-то в сентябре, вечером в пятницу, когда ей совсем не хотелось возвращаться в опустевший дом, она разговорилась с Дон: оказалось, что они — одногодки, вышли замуж в один и тот же год и даже в один и тот же месяц. Джейн с гордостью показала ей свою свадебную фотографию, стоявшую у нее на столе. На заднем плане — красновато-бурые скалы Форт-Гейла, а на синем фоне моря — сияющее лицо Эрика; Джейн тоже выглядела ничего, со своей голливудской улыбкой и развевающимися на ветру волосами. Дон, толстая и невзрачная блондинка, вряд ли могла бы похвастаться такой фотографией. После этого их отношения незаметно изменились. Приказывать Дон, как прежде, она больше не могла.

В тот вечер, возвратившись домой, Джейн сразу заметила мигающую красную лампочку. Единственное сообщение. С замирающим сердцем она нажала на кнопку. Сегодняшний день не предвещал ничего хорошего. С другой стороны, по телефону директриса издательства может сообщить только хорошую новость.

«Привет, дорогая…»

Эрик. Джейн о нем совершенно забыла. Только вчера расстались, а кажется, что прошла уже вечность.

«…Надеюсь, что ты хорошо добралась и со здоровьем у тебя все в порядке. Я не смогу позвонить тебе вечером: после конференции буду на ужине. Кстати, ты всех здесь очаровала. Не знаю, что ты рассказывала Дэвиду, но я никогда не слышал, чтобы он так хорошо о ком-нибудь отзывался. Мы провели чудесный уикэнд, и мне тебя не хватает. Не забудь вызвать сантехника».

Саркастически улыбаясь, Джейн отложила страницу. Никакого сомнения. Подпись: «Гюбрис».

Неужели Джош опубликует такое?.. Тогда она подаст на него в суд — на него и издательство. Необходимо посоветоваться с адвокатом. С Эллисон?

Но как Джош смог столько узнать? Кто рассказал ему такие подробности, как, например, об анонимном звонке в тот первый вечер, после отъезда Эрика?

Не он ли это звонил?

Не он ли преследовал ее в течение нескольких лет?

В своем ли он уме? Не мстит ли он ей из-за того, что разочаровался в своей работе в университете?

Наверное, нужно все-таки позвонить психиатру. Но чем искать кого-то в справочнике, не лучше ли поговорить с врачом с факультета психиатрии при Медицинском центре Девэйна, куда она уже обращалась несколько лет назад. Его номер есть у нее на работе.

Во всяком случае, спешить нечего. У человека, который потратил годы, чтобы написать этот роман, не все в порядке с головой, но вряд ли такой человек способен совершить преступление. Посылая рукопись без подписи, Джош рассчитывал скорее удивить ее, чем напугать. Он хотел показать, насколько хитрее и умнее ее.

Именно его наглость и уверенность в том, что он на голову выше всех остальных, что он лучше знает ее, чем она саму себя, всегда раздражали Джейн.

Эта наглость била в глаза, когда он описывал их собрание или ее поездку к Эрику. Джош приписывал Джейн пренебрежительное отношение к окружающим, свойственное ему самому. Пусть ей не нравились ее коллеги, но никогда она не испытывала чувства превосходства по отношению к ним, никогда не смотрела свысока на коллег Эрика, которые были намного приятнее Джоша.

Джош недолго дал ей понаслаждаться своим превосходством: одной рецензии оказалось достаточно, чтобы сделать ее несчастной.

Джейн пожала плечами. Слезы, которые она проливала из-за своей книги, были просто смешными. Но легко рассуждать о свободе тому, кто никогда не был частью системы и не сопротивлялся давлению изнутри.

«Зависть», — сказал бы Эрик.

Джош решил, что сможет описать Эрика и показать их семейные отношения! Но что он знает о любви?!

Джейн пренебрежительно усмехнулась и взяла первую страницу следующей главы.

4

Джейн никак не удавалось уснуть, и она прислушивалась к шепоту за дверью.

Она открыла глаза. В темноте были видны очертания мебели: у стены — современный белый комод с четырьмя ящиками с каждой стороны; над ним — широкое зеркало; рядом с белыми книжными полками — кресло-качалка из светлого дерева; по обе стороны кровати — белые столики; сама кровать тоже была хорошая, с жестким матрасом. Спальня была обставлена просто и со вкусом.

Джейн включила свет. Если бы только открылась дверь и вошел Эрик! Она сразу же извинилась бы перед ним. Но он ждал, пока она уснет.

На полках перед корешками книг стояли фотографии в простых рамках из прозрачной пластмассы — из тех, что продают по десять франков за штуку. Эрик-младенец на руках у матери — 1957 год. Эрик, очаровательный двухлетний малыш, держит родителей за руки и взволнованно улыбается. Встретившись впервые с Нэнси, матерью Эрика, Джейн поразилась, увидев перед собой маленькую толстушку с темно-каштановыми завитками; эта фотография лишь подтвердила то, о чем она догадывалась: Эрик был похож на своего отца, высокого стройного блондина с улыбкой Пола Ньюмэна. А вот еще одна фотография: восьмилетний Эрик в хоккейной форме, с победоносной улыбкой держит в правой руке посеребренный кубок, а два пальца левой руки растопырил в виде V — знак победы. Эрик на пляже во Флориде с Энн и Нэнси — еще совсем подросток, а уже выше своей маленькой бабушки и матери; и все та же фотогеничная улыбка. Школьная фотография после окончания лицея: массивные квадратные очки, ужасная стрижка с нелепым пробором слева, ярко-зеленый костюм с широким галстуком в оранжево-коричневую клетку. Увидев впервые этот снимок, она так расхохоталась, что Эрик обиделся. Но даже такой наряд семидесятых годов не мог затмить его фотогеничную и слегка взволнованную улыбку. Эрик в Принстоне, на церемонии вручения дипломов, рядом с бабушкой, которая едва достает ему до груди, — и та же улыбка. Университетская фотография, сделанная в Гарварде в день вручения дипломов: необыкновенно красивый серьезный молодой человек в ярко-красной мантии, и опять с ослепительной улыбкой. Как молодо он выглядел десять лет назад! И последняя фотография, стоящая рядом: они с Эриком после брачной церемонии в Форт-Гейле. Это был единственный снимок в рамке из дерева ценной породы, которую купила Джейн. Гарвардская фотография заслоняла левую часть их свадебного снимка, ту, где находилась она, поэтому виден был только Эрик в темном костюме, мило улыбающийся самому себе в мантии пурпурного цвета.