Утром она проснулась без четверти пять. Самолет вылетал из аэропорта Кеннеди в половине десятого. Три часа на автобусе до аэропорта и потом два с половиной — в самолете. Прождав в Чикагском аэропорту целый час, она пересела на маленький винтомоторный самолет с десятью пассажирами на борту. Самолет то и дело проваливался в воздушные ямы. Джейн стало мутить. Почти час провела она над бумажным пакетом, хныча, как ребенок. За ней тоже кого-то тошнило. В самолете стояла ужасная вонь. Желудок был уже пуст, но ее продолжало рвать желчью. Она плакала, умоляя Господа Бога посадить их на землю, и клялась, что никогда больше не сядет в самолет, особенно в маленький. В конце концов они приземлились, но при этом их так тряхнуло, что Джейн позеленела от страха, уверенная, что сейчас все погибнут. Эрик ждал ее уже больше часа. Они на ходу поцеловались и, быстро сев в машину, поехали в Айова-Сити, где вообще не было аэропорта. Эрик опаздывал: в два часа у него была лекция. Всю дорогу Джейн молчала — ее все еще тошнило.

— Мне очень жаль, что я не могу с тобой остаться. Если бы твой самолет не опоздал, мы могли бы вместе пообедать.

— Не волнуйся.

Он только и успел, что отнести ее вещи в квартиру. В холодильнике было полно еды.

Джейн приняла душ. Не найдя чистого полотенца, она вытерлась полотенцем Эрика, которое уже давно следовало постирать, как и все грязное белье, лежавшее в шкафу. Со дня приезда он ни разу не пылесосил квартиру. Раковина на кухне была завалена грязной посудой, вид и запах которой вызвали у нее тошноту. Есть она не смогла.

Обстановка в квартире была безобразной: диван с кричащей пестрой обивкой, в гостиной — громоздкий темный стол с витыми, под старину, ножками, на кухне — мебель в дешевом деревенском стиле, на полу — старый и грязный ковер. Квартира производила мрачное впечатление, несмотря на огромные окна. Возможно, из-за ужасных вертикальных металлических жалюзи, повешенных в шестидесятые годы и поглощавших свет. Из окон были видны деревья и бесконечные равнины. Город фактически заканчивался уже в центре, так как города, как такового, не было. Джейн поняла это еще по дороге из аэропорта, когда Эрик показал ей несколько зданий: университет и прилегающие дома. Настоящий кошмар в ее понимании.

Всю вторую половину дня она пролежала, читая книгу в ожидании Эрика. Мог бы, однако, ради нее уйти с работы пораньше. Все-таки двадцатое октября. Не лишь бы какая дата. И он это знал. Около семи часов Эрик, наконец, появился. Он очень устал за неделю. Поужинав, они легли спать.

Наутро между ними возникла напряженность. По этой причине о близости не могло быть и речи. А из-за отсутствия близости их отношения стали еще напряженнее. Извечная проблема: что было вначале — яйцо или курица? Джейн все еще тошнило. После завтрака Эрик предложил пойти прогуляться. Он хотел показать ей свою работу, кабинет, конференц-зал, библиотеку, музей, аудиовизуальный центр. Везде, куда они заходили, она старалась выражать восхищение. Они повстречали пятерых его знакомых. Эрик был рад представить им свою жену. Одни пригласили их к себе на воскресный обед, другие — на ужин, где должен был присутствовать Дэвид Кларк, защитивший диссертацию в Девэйнском университете. Выдающаяся личность.

Эрик не задал ей ни одного вопроса о ее жизни. Только кривился, когда она упоминала Девэйн или Олд-Ньюпорт. Единственное, что вызывало у него интерес, это утечка воды в ванной.

В субботу, после обеда, они занялись любовью. После этого Эрик сразу повеселел, настроение у него улучшилось. Она же, хотя и не испытала оргазма, тоже почувствовала облегчение: по крайней мере, лед тронулся. Вечером они посмотрели фильм Хичкока. Ее все еще тошнило, и уныние не проходило. Однако не стоило сгущать краски. Каждый год, приблизительно в это же время, Джейн становилась нервной и агрессивной по отношению к Эрику. Он знал почему. И старался быть нежным и терпеливым.

Большинство коллег Эрика, с которыми Джейн познакомилась на воскресных приемах, были семейными парами, старше их по возрасту, с детьми. Они только и делали, что говорили о своих отпрысках и студентах.

— Значит, вы преподаете в Девэйне? — обратился к ней невысокий тощий молодой мужчина в очках, с рябым лицом, одетый по нью-йоркской моде в черную рубашку и черные джинсы. Это был Дэвид Кларк, преподаватель французского и итальянского языков, единственный холостяк среди присутствующих.

— Да, Девэйн уже далеко не тот, каким был в те времена, когда там существовала критическая школа. Осталась лишь жалкая кучка старых придурков-консерваторов, или вы не согласны? Кто там еще способен работать, кроме Теодоропулос?

Джейн ничего не оставалось, как начать петь дифирамбы в адрес Бронзино, Сачеса, Мак-Грегора, Смита и даже Беголю. Кларк хотел знать, что она думает о структурном анализе и что еще нового можно сказать о Флобере. Если и существовала тема, которую Джейн не хотелось затрагивать, то именно эта. При разговоре он наклонялся к ней, и изо рта у него дурно пахло. Он явно не умел чистить зубы, а в результате — зубной камень и воспаленные десны. Гингивит. От своего отца Джейн знала, что дантисты работают в масках, потому что во рту бактерий больше, чем в анальном отверстии. Она незаметно откинула голову. Дэвид наклонился к ней еще ближе.

Когда все уже выпили достаточно пива, гостиная наполнилась смехом и грубоватыми шутками по поводу людей, о которых Джейн никогда не слышала, — какой-то коллега, директор, секретарша. Иногда Эрик объяснял, почему все смеются.

— Ты не слишком скучала? — спросил он ее, когда они около полуночи вышли из гостей.

— Да нет, все очень милые люди. Просто я слишком измучилась в самолете, а теперь при одной мысли, что завтра снова нужно лететь, мне становится плохо.

— Бедняжечка ты моя!

В понедельник утром у него была лекция. После обеда он отвез ее в аэропорт. Ветер дул не так сильно, как в субботу. Джейн, однако, проглотила три таблетки нотамина. Она так глубоко уснула, что, когда они приземлились в Чикаго, ее пришлось перевозить в другой самолет на кресле-каталке.

Она проспала всю дорогу до Олд-Ньюпорта. А в полночь, едва добравшись до дома, опять сразу же уснула.

Во вторник, придя на работу, Джейн обнаружила на своем письменном столе груду писем и записок, на часть из которых нужно было срочно ответить. И почему-то именно в это утро студенты потянулись к ней чередой, чтобы расспросить о программе по французскому языку и стажировке во Франции на третьем курсе. Сидя за письменным столом, Джейн силилась сохранить на лице спокойную улыбку. А когда глянула на часы, стрелки показывали без пяти час. В животе у нее урчало. На завтрак, как и в течение трех предыдущих дней, она ничего не ела.

Ровно в час начиналась лекция, а за дверью сидел еще один студент: он ждал в коридоре уже минут тридцать и не принять его она не могла.

— Садитесь и подождите меня минуточку.

Джейн побежала к секретаршам. Кабинет Мэри был закрыт: ушла обедать. Забежав к Дон, она застала ее за разговором по телефону. При виде наполовину съеденного сандвича с курицей у Джейн потекли слюнки. Еще мгновение — и она упадет в обморок.