– Так с минуты на минуту должна прийти.

– Угу. – Наполеонов перевёл глаза на подоконник, где стояли в горшках красные, белые и розовые герани. И невольно перенёсся на собственную кухню. У матери там стояли алоэ и тоже герани, но все красные. Зато на кухне подруги его детства в каждом горшке росло по две герани – одна красная, одна белая. И у тёти её Виктории точно так же.

Он вспомнил, что в детстве всегда удивлялся тому, что Виктория все ногти на руках покрывала разным лаком. Тогда это было не принято, и Викторию называли колдуньей. А она, оказывается, просто была творческим человеком. Потом точно так же начала красить ногти и её племянница Мирослава. Шура вспомнил, что подруга его детства, кроме ногтей, ничего больше и не красила, в отличие от его второй подруги Люси, или, как они до сих пор зовут её, Люси́. Вот Люси́ всегда любила и яркий макияж… Из размышлений Наполеонова вывел звонок в дверь.

– О! – воскликнула радостно Евдокия Ивановна. – Вот и наша Нонночка, – и обратилась к Наполеонову: – У вас руки-то чистые, будьте добры, откройте дверь.

Наполеонов не заставил себя просить дважды и поспешил в прихожую. Он открыл дверь и замер от неожиданности. Хоть он и слышал, что Нонна Потапова красавица, но не до такой же степени! Девушка показалась ему ожившей старинной картиной. Правильные черты, бархатистые карие глаза, каштановые волосы, тёмные брови, изогнутые луками, длинные – в полщеки – ресницы… И какая-то аристократическая грация. Голову Нонна держала просто по-королевски.

Нонна тоже в свою очередь замерла, она не ожидала увидеть в своей квартире чужого мужчину, да ещё открывающим ей дверь.

– Где моя бабушка? – первый вопрос, который она задала.

– На кухне, лепит пельмени, – охотно ответил Наполеонов.

– А кто вы?

– Следователь, Александр Романович Наполеонов.

– А что вы здесь делаете?

– Может, вы всё-таки войдёте в квартиру? – улыбнулся Наполеонов. – Или так и будете допрашивать меня, стоя на лестничной площадке?

Девушка решительно шагнула в прихожую и тут же напомнила ему:

– Вы не ответили на мой третий вопрос.

«Так она их ещё и считает», – улыбнулся про себя Наполеонов и ответил:

– Вообще-то я расследую убийство Софьи Сафронковой, жены вашего близкого знакомого Данилы Ильича Сафронкова. Пришёл поговорить с вами. Но пока поговорил только с вашей уважаемой бабушкой.

– И о чём же вы хотите поговорить со мной? – спросила Нонна, сняв куртку и переобувшись.

– Да всё о том же, о Софье Сафронковой.

– Я ничего вам о ней сказать не могу. – Девушка, не оборачиваясь, пошла на кухню.

– Это ещё почему? – удивился следователь, не отставая от неё ни на шаг.

– Бабуля, привет! – воскликнула Нонна, чмокнула бабушку в щёку и только потом ответила следователю: – Потому что я с Соней не общалась и ничего о ней и её знакомых не знаю.

– А у неё были знакомые? – Сразу уцепился за обронённую девушкой фразу Наполеонов.

– А вы как думаете? – ответила она вопросом на вопрос.

– Я никак не думаю, я пока веду опрос свидетелей.

– А вы подумайте, – наставительно проговорила Нонна, – у каждого человека есть знакомые, даже у самого нелюдимого. Человек, с какой стороны ни посмотреть, существо социальное и не может существовать в вакууме.

«Она ещё учить меня будет», – подумал про себя Наполеонов, а вслух спросил:

– То есть вы никогда не видели Софью?

– Почему же никогда, – презрительно фыркнула девушка, – видела несколько раз, в основном мельком.

– Она вам не нравилась?

– Не нравилась. – Нонна упрямо вздёрнула подбородок и посмотрела следователю прямо в глаза.

– Зато, как я думаю, вам нравилась первая жена Сафронкова София Александровна?

– Почему же нравилась, – усмехнулась Нонна, – София Александровна мне и сейчас нравится.

– И вы говорили об этом Даниле Ильичу?

– Зачем мне ему об этом говорить, – удивилась девушка, – если он и сам прекрасно это знает.

«Ишь, какая колючая, – подумал Наполеонов, – прямо не подступиться». И задал следующий вопрос:

– Но Данила Ильич, наверное, рассказывал вам о своём житье-бытье с новой женой.

– Нет, мы об этом никогда не говорили, – отрезала девушка.

– Странно.

– Чего же тут странного? Разве вас не учили не совать нос в чужую личную жизнь?

– Меня как раз, наоборот, только и учили совать его везде. Работа у меня такая.

– Ах да, – проговорила она с таким видом, точно только сейчас вспомнила, что он следователь и расследует убийство.

Евдокия Ивановна всё это время молча возилась у плиты, как бы не обращая внимания на препирания внучки со следователем, но явно прислушивалась к разговору. Наполеонов заметил выражение неодобрения на лице пожилой женщины. Наконец Потапова-старшая не выдержала и обратилась к внучке:

– Нонна, ты бы прекратила дерзить. Человек задаёт тебе вопросы не ради праздного любопытства.

– Я уже поняла это, бабушка, – сухо проговорила внучка.

– Оба марш мыть руки, – Евдокия Ивановна тихонько шлёпнула внучку по плечу полотенцем, – пельмени готовы.

На кухне и впрямь стоял головокружительный аромат. Наполеонов первым заспешил в ванну, втайне надеясь, что за время его отсутствия Потапова старшая вразумит внучку. Он отсутствовал минут десять, возвращаясь на кухню, в коридорчике столкнулся с Нонной, но они не обменялись ни одним словом, девушка почти бегом прошмыгнула мимо следователя. Но даже при тусклом освещении он заметил, что щёки девушки пылали. «Видно, досталось от бабушки на орехи», – не без ехидства подумал следователь. Когда девушка вернулась на кухню, Наполеонов уже вовсю уписывал пельмени, не забывая их нахваливать:

– Какая вкуснотища! Сто лет таких не ел!

Евдокия Ивановна в ответ только молча улыбалась. Едва на кухне появилась Нонна, как бабушка поставила тарелку с пельменями и перед внучкой, потом положила себе и села с краешка. Наполеонов не отказался и от предложенного чая с вишнёвым вареньем без косточек.

– Вишню на рынке покупали, Евдокия Ивановна?

– Нет, своя у нас вишня. Ещё от моих родителей остался недалеко от города кусочек землицы, там у нас с Нонной крошечный садик. Вот домишко, правда, старенький и почти что набок завалился, а мужских рук, чтобы поправить, нет.

– Так, а Данила Ильич на что?

– Нонна вот не хочет его просить.

– А сам он?

– Сам он, поди, и не помнит о нашем садике.

– Бабушка, – сердито проговорила Нонна, – ну что ты всё заладила – Данила Ильич то, Данила Ильич другое! Разве он обязан нам что-то делать?!