— Подумай, прежде чем отбросить это предположение, — настаивал Филипп. — Ты давно потерял из виду эту женщину. Однако она разыскала тебя и получила приглашение приехать в деревню в тот же вечер… последний вечер твоего пребывания в Лондоне.

Тристан предпочел бы не слышать этих слов, но они проникли в его душу. Вспомнился разговор с Девлином. Он интересовался Мередит. Он сомневался в Тристане. Если она была подослана для проверки, Девлин превосходно сыграл свою роль, вынудив Тристана заявить о претензиях на Мередит и проводить с ней время, чтобы «защищать» ее. Если Филипп прав, ее расспросы объясняются желанием Девлина испытать Тристана. А он-то думал, что интересует ее, что она тревожится за него.

Но тут же в памяти всплыли воспоминания о том, как Мередит отвечала на оба его поцелуя. Как откликалась даже на легчайшие прикосновения. Он вспомнил эту искренность, с которой она говорила во время прогулки верхом о семейных утратах. Это все было настоящим. Тристан знал это, как свое собственное имя.

— Ты не веришь мне? — тихо спросил Филипп.

Тристан взглянул на него.

— Нет. То, что ты сказал, может оказаться правдой. Но я чувствую… — Он не закончил.

Филипп кивнул:

— Я знаю. Просто будь осторожнее. И знай, я слежу за ней так же неотступно, как за Девлином.

Нахмурившись, Тристан невидящими глазами смотрел в окно.

— Хорошо.

Филипп вздохнул, оставляя друга наедине с его мыслями. Когда дверь закрылась, Тристан провел по лицу рукой. Он тоже следил за Мередит. Просто не мог оторвать от нее глаз.

Он только надеялся, что не будет ослеплен чувствами, которые она вызывала.

Ни слова о письме Огастина Девлина. Мередит вслух прочитала последнюю, самую ненавистную строчку из нового закодированного послания от Эмили. Она с отвращением бросила бумагу на стол и вышла из комнаты. Проклятие!

Мередит так старалась перехватить письмо, которое Девлин написал той ночью, когда она чуть не попалась в его спальне. Если бы Тристан не помешал ей, она могла бы прямо сейчас отправить письмо Анастасии для расшифровки. Ей не пришлось бы бояться за жизнь Тристана всякий раз, когда Девлин оставался без присмотра, и у нее было бы больше улик для завершения дела.

Но поскольку Тристан решил встать на защиту Мередит, письмо пропало. Исчезло, как лепесток на ветру. Даже использование связей Общества в почтовом ведомстве не имело успеха: письмо отправилось неизвестно куда.

Ее пальцы нервно теребили накидку. Не зная, куда делось потенциально опасное письмо, Мередит не могла контролировать ситуацию. Не нравилось ей все это, особенно если учесть, что ситуация непрестанно менялась.

Эмоции бурлили в ней, а она не привыкла к состоянию внутреннего смятения. В течение многих лет она приучала себя управлять своими эмоциями.

Когда после смерти родителей она оказалась в доме дяди и тети и поняла, что в этой семье до нее никому нет дела, она научилась скрывать свои чувства. Это было средство защиты.

В следующий раз она позволила себе дать волю чувствам с Тристаном. Ее девчоночье увлечение кончилось ничем. Когда он оттолкнул ее, это разбило ей сердце, и она позволила дяде с тетей выдать себя замуж за человека, к которому была равнодушна.

Дэниелу, казалось, было все равно, любит Мередит его или нет, да и она никогда не прилагала усилий сделаться ему ближе, оставаясь в рамках благовоспитанности и терпимости. Их брак был добропорядочным, но лишенным страсти. Мередит это устраивало. Но она чувствовала себя одинокой.

Тристан напомнил ей, какой одинокой она была, когда рассказал, что искал ее и узнал, что она уже замужем.

Подойдя к двери, Мередит выкинула эти мысли из головы и шагнула в коридор. Она не знала, куда идет. Не знала, где ей спрятаться от разбушевавшихся чувств, которые пробудил в ней Тристан. Но она хотела от них спрятаться.

— О, вот вы где, леди Нордем.

Мередит устало прикрыла глаза. Она чувствовала себя прескверно. Голос, раздавшийся сзади, принадлежал леди Кармайкл.

Наклеив на лицо дежурную улыбку, Мередит обернулась:

— Добрый день, миледи.

— Не хотите ли составить мне компанию? — предложила Констанс.

Леди Кармайкл сделала жест, приглашая зайти в ее апартаменты. Мередит искала способ избежать приглашения, но все происходило так быстро, что она не сумела ничего придумать.

— Конечно. — Мередит вернулась и вошла туда, куда ее звали.

Гостиная в апартаментах леди Кармайкл была обставлена так же безупречно, как и все другие комнаты в доме. Стены и мебель спокойных тонов. Пол натерт до блеска, превосходный персидский ковер в той части комнаты, где стоял чайный столик.

— Какая славная комната, — безмятежно произнесла Мередит, ощущая все возрастающий дискомфорт. Когда она оставалась наедине с этой доброй женщиной, ее начинало мучить чувство вины. Констанс пыталась женить сына, а Мередит старалась доказать, что он изменник, и готовила его шею для петли. Тристан заслуживал кары за свои поступки, но Мередит все равно не нравилось лгать леди Кармайкл.

— Надеюсь, вы выпьете со мной чаю?

Мередит снова подумала о том, что надо найти способ отказаться, но прежде, чем ей это удалось, Констанс шагнула к ней и дотронулась до ее руки. От этого прикосновения трепет пробежал по телу Мередит.

Когда она последний раз чувствовала теплоту материнского прикосновения? Очень, очень давно. Воспоминания нахлынули на нее.

— Пожалуйста, посидите со мной, и давайте поговорим, — ласково сказала Констанс, приглашая сесть на диванчик у камина.

Мередит не раз приходилось вести беседы с изменниками и преступниками всех мастей, но сейчас она почувствовала себя совершенно беспомощной. Она, не возражая, позволила подвести себя к диванчику и вскоре уже сидела перед чашкой горячего чаю, приготовленного именно так, как она любила, хотя она не могла вспомнить, чтобы когда-нибудь говорила Констанс о своих предпочтениях. Ее светлость явно произвела собственное расследование.

— Можем мы поговорить откровенно, моя дорогая? — спросила Констанс, глядя зелеными глазами поверх чашки.

Мередит подумала, что никак не может быть откровенной. Почти никогда. Но пожала плечами:

— Конечно.

Констанс поставила чашку на блюдце.

— Я знаю, в прошлом у вас была нелегкая жизнь.

— Уверяю вас, миледи, это не так, — ответила Мередит.

Лицо Констанс смягчилось.

— Дорогая, я часто посещала дом ваших тети и дяди. В них не было жестокости, но было мало любви. Я часто говорила об этом с вашей тетей. Хилда, говорила я, так нельзя обращаться с ребенком.

Кровь бросилась в лицо Мередит. Она не знала, что Констанс тревожилась за нее. Мысль об этом согрела Мередит, но она тут же почувствовала угрызения совести.