Мирослав и Любомир снова ускакали к шведам и вскоре вернулись назад. Линке просил у гетмана гарантии безопасности наёмникам и сохранения личного имущества в обмен на то, что они не будут служить ни царю Василию, ни самозванцу, не будут выступать и против короля. Жолкевский быстро оформил договор в письменном виде и отправил посыльных назад к шведам. Линке под присягой подписал договор. За ним его подписали капитаны наёмников…

Русские же, которые оказались в деревушке вместе с князем Дмитрием, укрепились со всех сторон телегами и козлами, стояли в обороне и успешно отбивали мелкие приступы Зборовского. Атаки на деревушку следовали одна за другой и уже длились два часа. Наконец гусары отошли, оставили её в покое.

В середине дня в деревушку прибежали из стана наёмников два шведа. И Гаврило Григорьевич тут же ввалился с ними в избу к Шуйскому, где тот в это время сидел и что-то обсуждал с Боборыкиным и дьяком Алексеем Аргамаковым.

– Дмитрий Иванович, от шведов – гонцы!

– Что ещё?! – паническим голосом вскрикнул князь Дмитрий, увидев растерянное выражение на лице сокольничего. Вид у него был подавленный. Он потерял представление о происходящем на поле боя, не знал, что делать, и готов был ухватиться за любую подсказанную мысль.

– Шведы договариваются с Жолкевским о сдаче!..

На упитанных, обвисших щеках князя Дмитрия выступил болезненный румянец.

– Измена! – взвизгнул он, не дослушав сокольничего. – Где Голицын?! Де ла Гарди где?!

Он густо наморщил лоб, усиленно потёр его рукавом кафтана, успокоился, тяжело вздохнул и попросил Пушкина:

– Гаврило Григорьевич, душечка, спасай дело! Скачи к шведам – не дай измене хода!

– Да как же я один-то! – вырвалось у сокольничего.

– Михайло Фёдорович! – подкатился князь Дмитрий к Боборыкину. – Сделай милость, сотвори потребное государево дело: сходи с Гаврилой Григорьевичем к шведам! Уговорите, напомните, царю-де Василию крест целовали: с литвой биться и в правде стоять!

– Добро, Дмитрий Иванович, добро, – смущённо пробормотал сокольничий; он впервые увидел на лице у князя Дмитрия униженное, просительное выражение. – Сию минуту поскачем!.. Давай, Михаил Фёдорович, торопись! Дело не терпит!

Пушкин и Боборыкин вышли из избы.

– Назарка, где ты, сучий сын? – закричал сокольничий.

– Здесь я, Гаврило Григорьевич! – мгновенно вырос перед ним стремянный.

– Пойдёшь со мной! И быстро, не отставай! Ваську и Федьку захвати!

Сокольничий и Боборыкин вскочили на коней и с горсткой холопов двинулись к стану шведов, с опаской поглядывая по сторонам на разрозненные группы всадников, которые рыскали по полю боя. Они подъехали к стану наёмников, свободно проехали за козлы и скрылись между шатрами.

В это время к Шуйскому прискакали Данило Мезецкий и Григорий Пушкин с тремя сотнями конных боярских детей. За ними подошли ещё две тысячи пеших воинов, которых они перехватили по лесам и болотам и уломали вернуться назад. За Мезецким в укреплённой деревушке появился де ла Гарди с крохотным отрядом шведов, а вслед за ним и Горн. Узнав, что произошло в их отсутствие, они не стали встречаться с Шуйским и сразу ускакали в свой лагерь. Лагерь наёмников был похож на гудящий улей, когда туда вернулся де ла Гарди. Вернулся он взвинченным от своего же малодушного бегства и был на грани срыва. Договор с гетманом взбесил его, и он накинулся с упрёками на воинов:

– Солдаты, заклинаю вашей честью – не срамите себя! Разорвите договор!.. Позор шведам! С кем заключили союз?! Я прошу, требую, приказываю!

– Генерал, ты бросил нас и убежал!

Де ла Гарди вздрогнул, как от пощёчины, побледнел и сорвался на угрозы:

– Я прикажу казнить зачинщиков – за измену! И первым тебя, Линке!

– Ты сам забыл присягу!..

Де ла Гарди и Горна окружили небольшой кучкой верные им солдаты, чтобы защитить от наливающейся гневом массы наёмников.

– Присоединяйся к нам, де ла Гарди! – послышались крики из толпы наёмников. – С Шуйским – пропадём!

– До нас ли ему?!

– Гляди, какой у него обоз-то!.. Отнять!..

Французы кинулись к обозу генералов. К грабежу присоединились и немцы, когда увидели, что добро из обоза уплывает в одни руки. Де ла Гарди двинул на них своих людей, чтобы помешать этому. Но их оттеснили, и солдаты быстро растащили обоз и казну.

Ошарашенный этим Гаврило Григорьевич хотел было ретироваться из стана. Сдержало его присутствие Боборыкина. И он, улучив момент, подъехал к де ла Гарди.

– Якоб Пунтосович, князь Дмитрий напоминает присягу царю Василию!..

Де ла Гарди обернулся к нему и посмотрел сквозь него, похоже, не узнавая его.

Из стана сотнями побежали наёмники. Не скрываясь, они пошли в сторону польских полков. При виде этого де ла Гарди на мгновение замер. Его бледное лицо перекосила гримаса боли. Последняя выдержка покинула его. И он разразился бранью на Шуйских, московских бояр и поляков…

Таким его Гаврило Григорьевич никогда не видел и стушевался…

Известие же об измене наёмников окончательно доконало князя Дмитрия. Он приказал вытащить во двор из избы сундуки, ругался, раздавал холопам тумаки, чтобы быстрее шевелились.

– Вываливай! – грубо толкнул он своего дворового приказчика. – Живо, паршивцы!

Холопы стали опрокидывать сундуки подле крыльца избы, таращились на князя, не понимая, что с ним случилось. Ещё вчера тот, за утерю хотя бы одной из этих вещиц, посадил бы на кол, а сейчас велит выбрасывать в пыль и грязь.

На землю с мелодичным звоном посыпались серебряные и золочёные кубки, братины, блюда и кольца. Стремглав бегая из избы во двор, холопы вытащили мешки с мехами. И сороковки соболей последовали за кубками.

В этот момент во двор влетел на аргамаке Голицын, а за ним сотня боярских детей.

– Дмитрий Иванович, уж не болен ли ты?! – удивлённо уставился он на разбросанное по земле добро, соскочил с коня и подбежал к Шуйскому. – Слышал, как заворовали шведы? Ах, собаки!

– Андрей Васильевич, это конец! Бежать, пока не перекрыли дорогу! Ох, на погибель послал Гаврилу Григорьевича, на погибель!

– Выкрутимся, не впервой! – стал успокаивать его Голицын.

Они переговорили, поняли, что войско теперь не спасти, и быстро приняли решение. Князь Дмитрий тут же приказал сотникам и головам разобрать заслон со стороны леса, поднять всех воинов и уходить из деревушки. Стрельцы начали растаскивать телеги и рогатки, делать проход к отступлению, как тут же раздался истошный вопль: «Воеводы бегут!» И в стане началась паника…

Многотысячная толпа пеших воинов бросила оборону и устремилась в узкий проход, сшибая всё на своём пути. Этот поток подхватил Шуйского с Голицыным и вынес из деревушки. Там он быстро расползся: одни побежали в лес, другие устремились по дороге на Можайск.

Князь Дмитрий вытянул плёткой аргамака и пустил его вскачь. Где-то позади протяжно запела труба, послышался низкий гул идущей в атаку конницы, захлопали