нами, пока мы с Никитой не оказываемся в подъезде. Чувствую себя так, словно убегаю, прячусь от Третьякова.

— Надеюсь, ты это сделала не специально? — спрашивает Никита, заходя за мной в лифт.

— Что? — не сразу улавливаю суть вопроса.

— Вызываешь в нем дух соперничества, — поясняет Щербаков. — Он меня чуть взглядом не расчленил.

Вообще-то приглашать Щербакова домой у меня в планах не было, но если уж играть роль перед Третьяковым, то до конца. Между нами с Вовой много боли. А еще похоть. От таких чувств нужно бежать как можно дальше, а я не то что не бежала — бросилась в его объятия и сама отдалась. У всех семей бывают проблемы. Но стать женщиной, из-за которой семья распадется, я хочу меньше всего.

— Глупости какие-то говоришь, — произношу строго.

Щербаков начинает смеяться.

— Мы не на паре, Анастасия Артемовна. — Он зажимает меня в лифте, придавливая к зеркалу тяжестью своего мощного тела.

Закрываю глаза и делаю медленный вдох-выдох.

— Отпусти. Сейчас это неуместно.

— Почему?

— Мне жаль, что приходится это говорить, но день был очень тяжелым. Морально я раздавлена и вряд ли найду в себе силы улыбаться тебе весь вечер. Тем более отвечать на знаки внимания, — намекаю на то, что Щербаков хочет засунуть язык мне в рот. В котором недавно побывал язык Третьякова.

Я приводила Вове пример про проститутку, еще немного, и действительно почувствую себя падшей женщиной, если Никита не сбавит обороты.

— Что случилось? — интересуется он.

— Настроение испортилось из-за отца Дениса и нашего разговора. Ты здесь ни при чем. Извини.

— Может, чай или что-то покрепче? — предлагает Никита. — Я всю ночь к твоим услугам. Не хочу, чтобы ты ложилась спать с таким лицом и грустью в глазах. Я развеселю.

— Пожалуйста, давай в другой раз, — прошу я.

— Секс или чай? — уточняет он.

Двери лифта открываются, мы выходим на лестничную площадку и останавливаемся у квартиры.

— Чаем могу сейчас напоить. На большее не рассчитывай.

— Тогда лучше не рисковать. Одним чаем я сыт не буду.

— Я дам тебе знать, когда мы сможем увидеться.

Щербаков, громко хмыкнув, уходит, а я захожу домой и наконец-то остаюсь одна. Сползаю по стене вниз и смотрю перед собой невидящим взглядом.

Я неправильная. Развратная. Слабая. И такая одинокая. Хочется уткнуться в чье-нибудь плечо лицом и плакать, но рядом нет ни одной живой души, никого, кому бы я могла рассказать о своем сегодняшнем падении и страхах.

Проводив Татьяну Павловну, купаю Дениса, долго читаю ему, лежа рядом и прислушиваясь к тихому, размеренному дыханию сына. Представляю, как бы все могло сложиться в нашей жизни, не вмешайся в мои отношения с Вовой его отец. Эти мысли причиняют еще больше боли, но, может, если добраться до самого дна, то получится от него оттолкнуться и выплыть на поверхность?

Глава 23

Уже минут пятнадцать стою у зеркала и смотрю на свое отражение. Внешне я все та же Настя, те же глаза, черты лица, фигура. Но внутри опять руины. Знаю, что имела в виду Алена, когда в кафе сказала, что раньше мне был важен тактильный контакт и я постоянно к ней ластилась, а сейчас все сошло на нет. Вся ласка и тепло достаются теперь маленькому мальчику, роднее и ближе которого у меня никого нет.

Может, это опрометчивое решение — дать Щербакову зеленый свет и согласиться на свидание, но я без понятия, как иначе заглушить мысли о Третьякове. В один день решаюсь позвонить Вове и сказать, что мы с Денисом идем на прогулку и можно пойти с нами, в другой — одергиваю себя и напоминаю, что четыре года назад наша попытка сблизиться привела к ужасным последствиям. Повторения я не то что не хочу, а панически боюсь. Вопросов после нашего разговора стало больше, а понимания, как мы могли заняться сексом, — меньше.

Закрываю руками лицо и глубоко дышу. У меня с трудом получается не думать о прошлом.

— Мам… — В дверях появляется Денис и подходит ко мне. — Ты куда собралась?

— Мне нужно в город. Ты с Татьяной Павловной побудешь, я скоро вернусь. — Фокусирую взгляд на сыне и отхожу от зеркала.

— А с тобой можно?

— Нет, мой хороший. — Я сажусь на край кровати и расставляю руки в стороны.

Обычно Денис ко мне бежит и мы обнимаемся, но не сейчас.

— Ты опять уходишь. И снова без меня. А я хочу с тобой! — Он упрямо топает и смотрит на меня исподлобья.

Ну и вот как одинокой маме строить личную жизнь? Денис, конечно, привык, что мы вдвоем, он все время со мной, и третьего в нашем союзе никогда не было. Не представляю, как знакомить сына с отцом.

— Мы с тобой завтра сходим вместе в парк, хорошо?

— Нет. — Лицо Дениса остается серьезным.

Чувство вины здесь неуместно, тем не менее я его испытываю.

— Не грусти, родной, я скоро вернусь.

Целую Дениса в щеку и иду в прихожую.

Сын остается не один, а с няней, которая найдет чем его развлечь, к завтрашнему зачету я подготовилась. Хочется хорошенько себя пнуть, чтобы привести в чувство. Я имею право проводить свободное время, как хочу, и не должна зацикливаться на мыслях, что я плохая мать. Потому что это не так. Сказав Татьяне Павловне, что ухожу, закрываю за собой дверь.

Мы с Никитой не виделись три дня. Я почти успокоилась, правда меньше думать о Вове не стала. Да и как это сделать, когда каждую ночь снится он сам и то, чем мы занимались? Прекрасно понимаю, как выглядит со стороны мое согласие сходить на свидание с Никитой, но мне плевать. Я готова на все, лишь бы вытравить из головы Третьякова. На его сегодняшнее сообщение с предложением прогуляться и поговорить ответила, что занята и у меня запланирован выход в город. Думаю, Вова понял с кем. А если нет, то узнает от охранника, которого приставил к нам с сыном.

Я подхожу к машине Щербакова. Никита курит и смотрит на меня. Запах табака обжигает ноздри.

— Настя-я, — басит Никита и, отбросив сигарету в сторону, протягивает ко мне руки.

Заключает в объятия на виду у прохожих и, наверное, у охранника Третьякова. Даже сейчас я думаю о Вове и о том, насколько правильно поступаю. Потому что ни черта не правильно! Встречаться с одним, чтобы забыть другого… это фиаско.

— Ты не думал, что твои неандертальские замашки отпугивают, поэтому я не соглашаюсь с тобой встречаться? — придав голосу легкости, говорю