Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Причешу ей шёрстку гладко,
Гребешком приглажу хвостик
И верхом поеду в гости!
— У тебя есть лошадка? — спрашивает она Катрин. — Ты же принцесса, у принцесс должны быть.
— Нет, — мотает головой по подушке девочка, — но мне подарят пони на десять лет. Если я не умру, конечно.
— Не умрёшь, — заверяет её Нагма. — Мой папа — крутейший доктор. Он миллион детей вылечил. Или два миллиона.
— А что такое «миллон»?
— Это больше, чем у вас людей в самом большом городе! Правда же, пап?
— Да, — подтверждаю я, — вряд ли в этом мире тут найдётся хоть один город-миллионник. До урбанизации надо дорасти.
— А вы правда из другого мира? — интересуется Катрин.
— Правда-правда. Ты же сама планшет видела! У вас такое будет лет через тыщу, наверное!
— А у тебя там есть пони?
— Не, нету, — делает вид, что расстраивается Нагма. — Пап, а почему у меня нет пони, кстати?
— А зачем тебе?
— Не знаю. Чтобы был.
— Опоздала, — улыбаюсь я, — вон ноги какие отросли. На пони будут по земле волочиться. Попроси лучше на здешней конюшне лошадь покататься. Думаю, тебе не откажут.
— Не, лошадь я не хочу! Она не няшная. Она большая и жрёт много. И потеет. И воняет.
— И какает всё время, — добавила маленькая принцесса.
Принцессы, кстати, тоже какают, если кто сомневался. Особенно, на фоне общей вирусной интоксикации, которая выражается в том числе и некоторым расстройством работы ЖКТ. Но я привычный, да и Нагма помогает. Справляемся на пару. Увы, не все дети этого мира — принцессы, у которых есть личные врачи и однажды будет пони. Остальные будут умирать, пока не появится вакцина.
* * *
— Не всё сразу! — возражает мне Фред. — Я прекрасно понимаю тебя как врача и вообще неравнодушного человека. Более того, большая детская смертность — один из серьёзнейших депрессивных факторов здешней экономики, не дающий населению расти, а значит, создавать трудовые ресурсы для запланированного промышленного рывка. Но прямо сейчас вакцина не в приоритете.
— То есть вы ничего не будете делать? — злюсь я.
— Почему не будем? Будем. Но не сразу. Сейчас это будут просто выброшенные ресурсы, которые и так категорически дефицитны.
— Не пойму. Какие именно ресурсы?
— Хорошо, — вздыхает Фред, — давай объясню. Джулиана сделала бы это лучше, но она тебя просто пошлёт, так что я уж как смогу, извини.
— Весь внимание.
— Допустим, мы всё бросаем и упираемся в вакцину.
— Допустим.
— Не перебивай! Итак, мы даём местным технологию получения живой вакцины кори. Технически она не очень сложна, её можно воспроизвести даже на здешнем уровне технологий. Чистота и эффективность будет ниже, чем у нашей, но даже такая вакцина лучше, чем её отсутствие.
— Так в чём же дело?
— Ох… с чего же начать… — Фред смотрит на меня как на умственно отсталого, но я упорен. — Прежде всего, как ты наверняка уже убедился, местная медицина не имеет никакого понятия о микроорганизмах. Они эмпирически понимают, что болезнь передаётся воздушно-капельным путём, но считают, что дело в неких «миазмах» — что-то вроде особой болезненной атмосферы, окружающей больных. Соответственно, идея иммунного ответа им тоже не близка. Более того, здешняя научно-медицинская мысль однажды пыталась повторить тот путь, которым пришли к идее вакцинации у нас. Туземные медикусы, какими бы дикими ни были их представления о причинах болезни, тоже заметили, что однажды переболевший корью не заражается ей повторно. И пытались делать нечто вроде примитивных попыток профилактического заражения детей соскобами с пустул, высушивая их и вдувая в нос, чтобы ослабить таким образом болезнь. Скажешь, что пошло не так?
— Они просто заражали детей корью, и течение было такое же, как при обычном заражении. Это не вакцинация, а нечто вроде примитивной вариоляции. В случае кори она не работает.
— Именно! В отличие от оспы, которая стала драйвером вакцинации в нашем мире, у кори нет посредника в виде коров. Нет «коровьей кори» которую можно привить для иммунитета от человеческой. Врачи, которые экспериментировали таким образом, были признаны намеренными распространителями Красного Мора и жестоко публично казнены. Так что идея прививок здесь, мягко говоря, непопулярна.
— Но император же может просто приказать!
— Может, — согласился Фред, — поэтому идём дальше. Допустим, мы завезли технологию и научили местных её механически воспроизводить, не понимая, что они делают. Результат при отсутствии выходного контроля будет так себе, но что-то да наварят. Император велит брать вакцину, везти в города и деревни, прививать там здоровых детей. Допустим, мы его в этом каким-то образом убедили, что само по себе та ещё задача. Что дальше?
— Что?
— Первое, всё императорское окружение, которое и так от нас категорически не восторге, немедля решит, что мы его околдовали, заставили, подменили или что-то в этом духе. Потому что Император не может велеть заражать детей Красным Мором, значит, с ним что-то не так. Но мы-то хитрые, вычисляем дворцовый переворот заранее, топим его в крови мятежников, не даём отравить Перидора за обедом или сунуть ему бешеную крысу в горшок. Следующий шаг, кто будет проводить вакцинацию? Медики откажутся, потому что точно знают, что это просто убийство, помнят судьбу тех, кто пробовал и отчётливо понимают, что родители потенциальных пациентов немедля взденут их на вилы при одном намёке. У вакцинации тут плохая пресса, помнишь? Ладно, мы к этому готовы. Мы отправляем это делать армию. Какая она тут ни убогая, а на вилы её уже никак. Что происходит? Часть офицеров отказывается выполнять преступный приказ, рекруты разбегаются спасать свих детей, немедля, как грибы после дождя, из каждой щели лезут агитаторы какого-нибудь заброшенного из соседних недружественных государств самозванца, который заявляет, что императора на троне подменили, а он-то и есть настоящий, который чудом спасся. Часть войск поддерживает его, часть — Перидора, начинает гражданская война и крестьянские бунты. Этому весьма способствует то, что паршивого качества вакцина у части пациентов приводит к смерти. Это куда меньший процент, чем смертность от кори, но каждый такой случай раздуют до небес, будьте уверены. Под шумок соседи, радостно потирая ручонки, приступают к давно чаемой оккупации с аннексиями. И вот через пару лет Меровии на карте больше нет. А ведь мы всего-то хотели уменьшить детскую смертность и вроде бы даже имели техническую возможность. Но даже это ещё не всё. Представим себе чудо господне — нам удалось это провернуть, не разрушив шаткую здешнюю государственность. Мы вакцинировали всех детей, и почти никто не умер, так процентов пять-шесть, ерунда. Что будет дальше?
— Что? — спросил я мрачно и не ошибся в предчувствиях.