Вообще-то Борис Вигор сегодня совершенно не в форме. Он промахнулся почти на всех запусках рулетки и поранил колено, несмотря на стеганый комбинезон, предохраняющий от травм. Лео Пиктон, стоя у меня на коленях и вцепившись в полы куртки, нервно лягает меня в живот каждый раз, когда чемпион промахивается.

– Еще не хватало, чтобы этот кретин убился! – кипятится он.

Я инстинктивно закрываю ему пасть рукой, и на ладони у меня появляется отпечаток губной помады Бренды в форме сердечка. Может быть, это эгоистично – прости, папа! – но я вдруг вопреки всему чувствую себя самым счастливым человеком на свете.

– Я смотрю, ты совсем заскучал, – констатирует Бренда, бросив на меня взгляд.

Я стыдливо киваю.

С какого-то момента атмосфера меняется. На трибунах царит растерянность. Вигор, ссутулившийся и постаревший, всё сильнее хромает, возвращаясь к пусковой установке. Капитан «Зюйдвиль-Клуба» уже три раза промахнулся, но сейчас закончил полным нокаутом на выигрышной клетке, отчего «Нордвиль Стар» сразу опустился с 950 очков на 610. Поскольку количество очков возрастает, если я правильно понял, при каждом выбытии игрока, Вигор мог бы еще увеличить счет, но он закончил игру в двенадцати клетках от выигрышного номера. Скрестив руки на груди, он лежит без движения. Его уносят на носилках.

Я шепчу медведю на ухо, предчувствуя катастрофу:

– Он умер?

– Понятия не имею! Как, по-твоему, я могу что-то чувствовать в этом море людей? Это уже не коллективное бессознательное, это какое-то месиво глупостей! И оно начинает на меня действовать: я сам себя не узнаю!

Я думаю об отце, который сейчас сидит в тюремной камере. Санитары уносят министра в медпункт, и моя последняя надежда тает на глазах.

– Ви-гор! Ви-гор! – скандирует толпа, требуя возвращения чемпиона.

Его последний соперник, целый и невредимый, сейчас усаживается в пусковую установку. В это время на табло рядом с именем Вигора вспыхивает оранжевая лампочка.

– Если бы он умер, – объясняет Бренда, – зажглась бы красная. Оранжевая означает, что министр выбыл из соревнования.

Стадион взрывается возмущенными криками. По-видимому, очень немногие делали ставку на победу зеленых в желтую крапинку. Уцелевший игрок из «Зюйдвиль-Клуба» снимает шлем, поднимается на возвышение, чтобы получить премиальный кубок, и вдруг падает на колени, получив пулю в голову. Полицейские заполняют амфитеатр, чтобы вычислить стрелка.

– Идем отсюда, – говорит Бренда, хватая меня за руку.

Она пробирается в толпе, расчищая путь к выходу. Вот здесь и понимаешь преимущество тех, кто привык каждый день боксировать. Бренда пробивает дорогу ударами кулака, а я помогаю, ставя подножки.

Через четверть часа мы вырываемся за ограду стадиона. Как раз в это время там включают водометы и направляют на толпу, чтобы болельщики убивали друг друга на месте, не выплескиваясь на улицы. Иначе от тех, кто живет рядом со стадионом, посыплются жалобы. Это «принцип котелка», разработанный Министерством государственной безопасности: как только начинается бурление, его локализуют под крышкой.

Бренда объясняет это и энергично тащит меня к стойке «ВИП‐ приглашения». «Горилла» удрученно улыбается.

– Как министр? – спрашивает она с беспокойством.

– Сразу видно, что у него не было с собой амулета, – отвечает тот дипломатично. – Господин министр прочел вашу записку. Он распорядился дать вам платиновый бейдж и просит ждать его в машине на стоянке № 7. Он придет, как только освободится.

Бренда, поблагодарив, кладет магнитный бейджик в карман. Едва мы исчезаем из поля зрения охранника, она испускает радостный вопль, потрясая кулаком:

– Вау!

Просто поразительно, как близко к сердцу она принимает мои проблемы. Я расстегиваю молнию куртки и вытаскиваю Пиктона, чтобы он стал свидетелем нашего успеха.

– Я его совершенно не чувствую, этого Бориса, – брюзжит он. – Боюсь, это ловушка. Слушай меня внимательно.

Я испускаю тяжелый вздох, идя за Брендой, которая направляется к стоянке. Она прошла уже несколько контрольно-пропускных пунктов благодаря своему бейджику.

– Я тебе рассказывал о призраках детей, но это не всё… Было еще кое-что в те жуткие четверть часа, пока ты спал. Уже в первую ночь после моей смерти, когда я подключался к твоему мозгу, у меня возникло ощущение, что временами ты теряешь контроль над своим сознанием… Будто кто-то перехватывал тебя на расстоянии – кто-то улавливающий твои электромагнитные импульсы… Остерегайся Бренды.

Я застегиваю молнию, чтобы он заткнулся. Сейчас совсем неподходящий момент, чтобы забивать себе голову придирками старого ревнивца. Подозревать Бренду так же нелепо, как обвинять его самого в том, что он донес на меня полицейским. Но зачем с ним спорить? Если между мной и Брендой существует невидимая связь, то это называется любовью – где уж ему понять это!

Я ускоряю шаг, чтобы догнать ее на аллее, огороженной решеткой, за которой тянутся ВИП‐стоянки. Бренда останавливается перед воротами под номером семь и прикладывает бейджик к сканеру. Ворота раздвигаются, открывая освещенный желтыми лампочками огромный ангар, в глубине которого стоит всего одна машина. Лимузин «Оливка второго отжима» длиной не меньше двенадцати метров предназначен для членов правительства. Это самая красивая машина на свете, не считая «Оливки первого отжима», на которой ездит президент Нарко. Десять вооруженных солдат встречают нас, проверяют платиновый бейджик и сопровождают к лимузину, припаркованному перед дверью гардеробной с надписью «Господин министр».

Шофер выходит, чтобы открыть перед нами заднюю дверцу, и мы попадаем в кожаный салон с мини-баром, киноэкранами, кабинетом и спортивным залом.

– Господин министр просит извинить его за опоздание: ему оказывают медицинскую помощь. Бар в вашем распоряжении.

Дверца со стоном захлопывается. Шофер садится за руль и поднимает затемненное стекло, изолируя салон от кабины.

– Обожаю тебя! – вскрикивает Бренда, смачно целуя меня в щеку. – Это ж надо, оказаться в такой тачке! Конечно, без роскоши можно легко обходиться, но зачем? Шампанское!

Она достает бутылку из серебряного ведерка, откупоривает ее и наполняет два бокала. Я вытаскиваю Лео Пиктона из-под куртки и устраиваю его сзади на белом кожаном диванчике.

Напыжившись, он негнущимися лапами машинально поправляет задранную юбочку, явно забыв, что ему нечего под ней прятать.

– Так вот, – продолжает он своим скрипучим голосом, в то время как Бренда уравнивает пену в обоих бокалах, – я чую западню. Одна часть меня понимает, что необходимо и вполне разумно войти в контакт с Вигором через посредство его дочери, но другая часть ощущает подвох… Слишком легко всё получилось, слишком удачно… Словом, шито белыми нитками.

– Это вам! – я протягиваю ему бокал, который дала мне Бренда.