наказов ради острых ощущений. Наконец, ты хмыкнешь, не сдашься под напором спорщиков, но отступишь, неуклюже меняя тему разговора. Пробурчишь что-то вроде «ваше дело молодое» и уйдёшь в себя. И успокоит тебя только то, что эта же сцена повторится лет через тридцать. Ты её не застанешь, но те, кто атаковал тебя, так же суетливо отступят. И так будет всегда. Даже солдат уступает место вчерашним салагам. Сделай это гордо. Гордость никто не отнимет.

Часть вторая

Глава VII. За труп ответишь!

На что ты готов пойти ради своего ребёнка? Защитить любым способом и, если потребуется, отдать жизнь за него.

Поможешь ли ты ему избежать ответственности? Мужчина отвечает за свои поступки. И это первая заповедь, высеченная мной на скрижали для собственного сына.

* * *

Над этими вопросами стоит подумать каждому. Ответы дались мне легко, но очевидное противоречие между ними я не замечал, пока жизнь не ткнула лицом в сложный выбор.

Если бы он ехал один, я бы положился на справедливость приговора. Смерть человека на дороге не может остаться без ответа. Пришлось бы предстать перед судом.

Но мы были вместе.

Перекрёсток. Удар о чужой автомобиль, через несколько секунд «Хонда» влетает в столб, а в зеркале заднего вида тут же нарисовались менты – нет времени философствовать об ответственности. Где-то на периферии сознания возникла наша авария с другом. Я не уберёг его от смерти. Ничего не исправишь, но спустя двадцать лет судьба снова подбрасывает возможность спасти незадачливого водителя.

Прикрыть сына собой, стать щитом для него или смотреть, как мальчик проходит обряд инициации в жерновах судебной системы? Стремление защитить победило.

Я не пожалел. Поменяться местами – одно из самых правильных решений в жизни. Даже не расстраиваюсь из-за того удара ладонью по уху, благодаря шлепку удалось подавить сопротивление. Ни до, ни после я не поднимал на него руку, а в то утро было не до увещеваний.

* * *

Допрос в день аварии. Нужно сказать что-то правдоподобное, а я ведь даже не догадывался о причине случившегося – дремал перед столкновением. Следователь мне предоставил бесплатного адвоката; смуглый, в поношенном чёрном костюме, чуть старше тридцати. Бойко разъяснил, что я не обязан давать показания, и я промолчал – подписка о невыезде. «В рубашке родились», – резюмировал Смуглый. Довольный: благодаря моей немногословности пораньше ушёл домой к детям. А я в недоумении ещё несколько часов бродил по улицам. Готовый к аресту, наслышанный о кровожадности следственно-судебной системы, я не понимал, откуда такая милость. Беглый просмотр результатов поиска на «Яндексе» ничего не прояснил, вполне мог загреметь в изолятор, как большинство по моей статье. Я решил, что такие подарки судьбы надо принимать со смирением и благодарностью, не пытаясь дотошно постигать их причины.

За несколько месяцев я так и не разглядел осуждения в глазах следователя. Винтик карательной системы оказался приятным молодым офицером, педантично работавшим над документами. Дело пухло, а он старательно подшивал в него новые листы, украшенные каллиграфическим почерком. Ничего личного, только служба, погоны, выслуга лет. Трупами и изуродованными автомобилями этого человека не удивишь.

Заключение эксперта. «Погодные условия… Видимость… Тормозной путь… Водитель имел возможность предотвратить дорожно-транспортное происшествие». Я не стал читать постановление о привлечении в качестве обвиняемого, с бумажками разбирается адвокат. Моё дело – принять и понести наказание, а не придираться к чёрным буквам и запятым.

Последняя наша встреча – ознакомление с делом перед передачей в прокуратуру. Следователь показал, в каких местах протокола мне надо расписаться. Листать сотню процессуальных документов я не видел смысла. Всегда перебиравший с формализмом молодой офицер протянул руку, крепко пожал мою и как-то душевно пожелал удачи. «Спасибо! Значит, она будет со мной». Мы улыбнулись друг другу.

* * *

Я не боялся наказания. Всё, о чём думал, – не отвернётся ли от меня жена. Запретил сыну рассказывать матери о том, как всё произошло. Нельзя допустить, чтобы во время следствия или на суде открылась правда.

Супруга избегала разговоров о ДТП, прорыдала несколько дней и постоянно повторяла, что она со мной. Не помню её такой деликатной и внимательной. Даже смятение её украшает. Ощущение приближающейся катастрофы виртуозно играет морщинками на лице. Нашла мне другого адвоката, заплатила немалые деньги за его услуги и с досадой выясняла, почему не даю показания по его рекомендациям. Я настаивал – пусть этот опытный с одышкой следит за соблюдением закона должностными лицами во время всех процедур, а говорить я ничего не хочу. Суд сам всё решит, вилять я не собираюсь. Мужчина не только совершает поступки, но и отвечает за них. Она не спорила.

Адвокат расстроился: погибший вёл одинокую, затворническую жизнь – даже некому предложить деньги, чтобы попытаться загладить ущерб. На суд мы выходили с положительными характеристиками от работодателя, из жилконторы и признанием вины – негусто. Адвокат пытался вселить в меня уверенность, рассчитывая на условный срок. Его бравада выдавала беспокойство.

Незадолго до первого заседания жена улетела в командировку, сын в слезах просил прощения на кухне. Я налил коньяк, поднял бокал и, не ожидая подвоха, без эмоций исполнил речитатив: «Тебе не за что извиняться. По-другому я поступить не мог. А ты молодец, что тогда пересел и ничего не сказал на следствии. Не надо играть в героя. Пока. Твоё время ещё придёт».

Стены нашей скромной кухни слышали самые важные разговоры семьи. Сейчас её размер у меня ассоциировался не с теснотой, а олицетворял доверие в узком кругу ближайших людей и уверенность друг в друге. Он медлил с ответом, разглядывая множество ярких магнитиков, облепивших холодильник.

– Есть за что извиняться.

– И?

– Я заснул за рулём.

– Вот как… Выпьем. Не греть же рюмку.

Поспешно выпил, поморщившись, сомкнул зубы и отвёл взгляд. Не подавая вида, предложил переночевать в нашей квартире, но он засобирался. Закрыл за ним дверь. Мысли атаковали со всех сторон: «Молодец, что признался!», «Почему не сказал раньше?», «Почему я согласился передать ему руль?», «Как можно было обманываться в его талантах. Сам сотворил из него великого водителя, а он лишь человек. Обычный человек. Как все».

Меня наполняла злость. Кулаки сами сжались. Челюсти захлопнулись, как капкан. Рванул на кухню, открыл ящик с приборами, схватился за нож, доли секунды размышлял, что с ним делать и воткнул его в стол. Слегка отпустило.

* * *

Профессиональная серьёзность моего адвоката – маска, за ней легко угадывался проныра-авантюрист. Этот ухарь поспешно отбросил деловой стиль общения