Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Трое парней разного роста и возраста ‒ все похожи на Луку ‒ перемещаются от раскаленной печи для пиццы к холодильнику и к витрине. Должна признать, что если без бороды Лука похож на кого-то из них, я ‒ очень счастливая женщина.
Молодая женщина с пятном муки на щеке и в фартуке выскакивает из-за витрины с пирогами.
— Лука, не мог бы ты подать это к третьему столику. — Она передает ему две тарелки с вилками.
С извиняющейся улыбкой он выполняет приказ, а затем говорит через плечо:
— Мерили, это Айви. Не дай ей потеряться.
В ответ она наклоняет голову в мою сторону.
— Я друг.
— О, ты тот самый гость, — говорит она, накладывая еще пирога. — Мне не терпится узнать об этом побольше. А пока, видишь вон ту пару у окна? Они только что доели свою пиццу. Не могла бы ты убрать их тарелки и заменить их этими? — Она указывает на кусок вишневого пирога, а затем на шоколадный с кремом. — Для девушки и парня, соответственно, хотя я предполагаю, что они поделятся. Спасибо.
Только после того, как я пробираюсь через клиентов к столику, убираю тарелки и отдаю пирог, меня догоняет комментарий «тот самый».
— Приготовься, — шепчет Лука мне на ухо.
Шепот пробегает по моей щеке. Пахнет свежей хвоей даже через запах соленого теста и маслянистой корочки. Это как стрела в сердце, заставляющая меня понять, что означает комментарий про гостя. Очевидно, Фрэнки проболталась. И мне приятно, я польщена тем, что стала частью разговора в этой семье.
Семья, которая вместе работает, вместе смеется и вместе ест ‒ все они, старший и младший братья у дровяной печи, средний брат с зачесанными назад темными волосами и мужчина, который, как я предполагаю, является отцом, за угловым столом складывают коробки с пиццей.
Невысокая женщина у кассы тянется обнять его, а Лука наклоняется. Она обхватывает его лицо, целует в каждую щеку и говорит:
— Я слышала, у тебя гость…
Потом она видит меня. Ее лицо светлеет. Женщина целует меня в обе щеки и говорит что-то по-итальянски. Я узнаю слово bella15. Она гладит меня по волосам и крепко сжимает мою руку.
— Я никогда не теряла надежды на моего Луку.
Он морщит нос и говорит:
— Ма, не спугни ее.
— Нет, думаю, что ты сам можешь это сделать. Но не смей. На это Рождество я загадала одно желание. Точнее, шесть…
И снова она прерывается, когда по лестнице спускается молодая женщина в звенящих вязаных тапочках. Они встречаются у двери с надписью «Только для сотрудников». Лука исчезает на кухне, похоже, оставляя меня отвечать за кассу.
Через некоторое время возвращается мама Коста и в перерывах между выдачей сдачи клиентам рассказывает мне о том, как Лука долго был потерян, а теперь нашел меня.
— Ирония в том, что это я потерялась и забрела на его территорию.
— Да, я слышала о твоей машине. Такая удача. — Она подмигивает. — А теперь расскажите мне о себе.
Не знаю, что это ‒ ее мягкий акцент, материнское тепло или властное присутствие, даже если ее рост едва превышает пять футов, но я открываюсь маме Луки, рассказывая о приемной семье, моей матери и Айрис. Я не упоминаю о паршивых парнях Айрис и уж точно ничего не говорю о Райфе.
— Тогда, похоже, вы нашли друг друга. Ты нашла семью. Какое счастье. — Она сжимает мою руку.
Чувствуя на себе чей-то взгляд, я оглядываюсь через ее плечо и вижу Луку в дверном проеме. Его кривая ухмылка ослабевает. Я беспокоюсь о том, что это может означать, если между нами ничего не получится. Это будет означать, что я откажусь не только от недели жизни. Это значит раз и навсегда потерять надежду на то, что моя жизнь может сложиться иначе, чем она началась ‒ оторванная от семьи, относительно одинокая, всегда потерянная, всегда в поиске.
Несколько часов спустя, когда все стихает, мы наслаждаемся семейной трапезой, состоящей из нескольких сортов пиццы, включая пиццу с курицей буффало, зеленым луком и голубым сыром, названную в честь Луки. К ней прилагается салат, а также чесночный хлеб и фрикадельки, которые, по словам Нико, мама привезла контрабандой.
— Их нет в меню ни в одной из пицц, — объясняет Джио.
— Я же сказала тебе, что сделаю их и для клиентов, — говорит миссис Коста.
— Ты ничего такого не сделаешь. Мы на пенсии, Мария, — говорит мистер Коста.
— Тогда что мы делали здесь весь день? — спрашивает она, разминая пальцы.
— Помогали. Это совсем другое, чем работа, — отвечает он.
Они с любовью перебрасываются шутками. Я поворачиваюсь к Луке, сидящему рядом со мной. На самом деле, из-за того, что мы все толпимся вокруг сдвинутых вместе столов, я практически у него на коленях. Я не возражаю против бабочек, которые просыпаются от его прикосновения. Его взгляда. Его слов, прошептанных мне на ухо.
— Я вижу, ты несешь семейный факел.
— В каком смысле? — спрашивает он.
— Готовка, уверенность, упрямство.
Он усмехается.
— Да. Думаю, ты все правильно поняла.
После уборки мы все желаем друг другу спокойной ночи, что занимает еще около часа, так как все втягиваются в побочные разговоры.
— Я отвезу тебя домой, а потом мне придется вернуться, — говорит Лука.
— Зачем? — спрашиваю я, размышляя о слове «дом».
— Мне нужно провести инвентаризацию и подготовиться к завтрашнему дню. Слухи об этом месте распространились, и у нас уже больше заказов, чем мы можем обработать. Я вызвался добровольцем.
— Что отличается от работы, верно? — спрашиваю я, повторяя предыдущий комментарий мистера Косты.
— Ты все поняла.
Я неловко ерзаю.
— Эм, честно говоря, я бы предпочла остаться здесь и тоже помочь.
— Ты не обязана. Ты и так много сделала сегодня. Попала с корабля на бал. Это было впечатляюще.
— Да, но я не хочу быть одна.
Лука несколько раз моргает, словно не понимая, как после долгого дня и вечера, проведенных буквально рука об руку с его семьей, я не хочу немного уединения.
— Хорошо, но я прослежу за тем, чтобы ты отдохнула.
Я кладу руки на бедра.
— Если собираетесь закончить это предложение словами «и пальцем не пошевелила», то вы ошибаетесь, мистер Зефир. — Я тыкаю его в грудь, потом в его твердый пресс.
Он хватает меня за палец и притягивает к себе, изучая мои глаза. Его взгляд наполнен