понятно, — наконец, кивнул я. — Но, вот, например, здесь, — я ткнул в финальную строчку на стоящей слева от нас доске, — мы теряем целую группу параметров.

Максим Геннадьевич взял электронную указку. Оказалось, с ее помощью можно не только подсвечивать лазером нужные строки, но и рисовать на стоящей в нескольких метрах от себя доске.

— Вот это наш базовый набор уравнений, — он обвел группу формул зеленым контуром. — Сейчас ведь в твоей программе такие используются?

— Да, такие.

— А теперь смотри, чудо какое. Если не пытаться переместить целевой объект строго в заданную точку, можно не рассчитывать импульс для каждого из его атомов, а обойтись усредненными значениями параметров. Взаимное расположение атомов при этом сохранится, то есть объект мы не разрушим. А объем вычислений сократится на много порядков. Вот на этой доске вывод доказательства, посмотри.

Я перевел взгляд следом за огоньком указки. Вывод оказался не на одной доске, а на двух. Но это не делало его хуже. Действительно, в теории выходило, что можно обойтись усредненным импульсом, а часть параметров вообще исключить, так как при усреднении их влияние взаимно компенсируется. Правда, в этом случае мы не сможем точно сказать, куда попадет перемещаемый объект. Но ожидаемое отклонение от целевой точки не очень большое, порядка пары процентов относительно перемещения. Для космоса вполне приемлемо.

— Любопытно, — отыскав глазами табуретку, я сходил за ней, выставил на середину комнаты и сел. — Максим Геннадьевич, а можно я тут один посижу немного?

— Да пожалуйста, — Боровский-старший еще раз окинул взглядом доски с формулами и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

В задумчивости я переводил взгляд с доски на доску. И казалось, формулы начинают оживать. Я видел уже не значки и цифры, а их физическую сущность. Энергию, устремляющуюся к «гайке». Застывшие гребни волн материи, сминаемые корректирующим импульсом. Видел, как, сорвавшись с места, они летят сквозь пространство и время, устало замирая где-то у целевой точки.

Да, пожалуй, Максим Геннадьевич прав, код системы управления импульсами можно сильно упростить. Руки чесались сразу попробовать. Прямо с коммуникатора я подключился к университетскому вычислительному кластеру, запустил IDE. Немного подумав, достал из рюкзака планшет и соорудил из него клавиатуру. Маловат, конечно, но удобнее, чем нажимать на виртуальные кнопки в воздухе. Развесив окна напротив досок с формулами, я зарылся в код.

Поздно вечером в лабораторию зашел Боровский-старший. Изменения я почти закончил, оставалось добить пару тестов. Полный прогон запущу уже из номера гостиницы, если что-то вылезет, поправлю утром.

— Что, все переписал? — с любопытством поинтересовался Боровский, протягивая мне бумажный стаканчик.

Я с удовольствием втянул носом аромат кофе.

Пока правил последний тест, Максим Геннадьевич удовлетворенно сверял свои формулы с моими функциями. Читал код он неплохо, а вот писать совершенно не любил и почти никогда не брался.

— Логика модуля расчета параметров импульса сильно упростилась. И, похоже, можно обойтись без части излучателей, так что по железу тоже выигрываем. Хорошо, дошли до этого сейчас, а не после старта. Сможем захватить что-нибудь из не прошедших по весу приборов.

— Сколько в минутах идет расчет?

— Двадцать шесть миллисекунд. А до этого и в сотню секунд не каждый раз укладывались.

— Тогда пошли по домам. Устал я сегодня, а завтра нам на физфак еще нужно заехать, посмотреть на прототип для g-связи. Когда в Калугу вылетаешь?

— Еще два дня могу быть в Питере. А потом предполетка в Калуге, уже никаких развлечений.

На крыльце мы пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны. Боровского ждала машина, я же хотел пройтись.

Административный корпус, в котором мы встречались с Боровским, располагался на Университетской набережной Васильевского острова. Неподалеку были Румянцевский и Академические сады, и музей академии художеств, сейчас, к сожалению, уже закрытый. Пройдя мимо садов, я в задумчивости остановился у ступенек, ведущих на Благовещенский мост. Можно пройти по нему, а дальше по Английской набережной до Дворцовой. Можно остаться на Васильевском острове. Зайти в какой-нибудь ресторанчик, поужинать.

Потоптавшись у лестницы, я все-таки поднялся наверх. Но, не пройдя и половины моста, увидел впереди тщедушную фигурку, свесившуюся с перил почти на две трети своего корпуса. Одетый в темное парень что-то безудержно орал вниз. Интересно, вода ему отвечает?

На всякий случай ускорившись, я подошел к парню и, ухватив за ворот куртки, рывком снял его с перил. А когда тот развернулся, размахивая кулаками, я отступил на шаг, едва сдерживая улыбку.

— С рыбками ругаешься?

Было очень тяжело не расхохотаться в голос.

— Что вы тут делаете? — грубо, с вызовом, пробурчал в ответ Ярослав Боровский.

— Иду прямо, — честно признался я. — Потом поверну налево и снова пойду прямо. А ты?

Ярослав вздохнул. Поджал губы, запихнул кулаки в карманы брюк. Как себя вести со странным дядькой, он явно не знал.

— Пошли, составишь мне компанию, — миролюбиво предложил я, подхватывая его под локоть. — Покажешь приезжему город.

Локоть из моей руки Ярослав вывернул, но, как ни странно, продолжил идти рядом, все так же плотно засунув руки в карманы.

— На кого злишься? — спросил я, стараясь держать максимально нейтральный тон.

— Ни на кого, — буркнул Ярослав. Потом, немного подумав, добавил:

— На всех.

Некоторое время мы шли молча. Но буквально через пару пролетов Ярослав сдался совсем.

— На отца я злюсь. Достал со своей математикой. Никому его заумные теоремы не нужны в жизни. Для покупок в магазине достаточно арифметики, которую преподают в начальной школе.

Я вдруг подумал, что не умею общаться с подростками. Вот что сейчас делать? Утешать его? Защищать отца?

Неловко пожав плечами, я промолчал, решив, что недостаточно компетентен в психологии, чтобы разбирать их семейный конфликт. Но «ненужные теоремы» неприятной занозой засели внутри, возвращая к себе мысли снова и снова.

— Ты прав, Ярослав, — глядя вперед, я уже не видел моста и Невы, перед глазами мелькали недавние доски с формулами. — Математика — это не про настоящее.

— Вооот, — удовлетворенно кивнул Боровский.

— Она про будущее, — закончил я.

— Это как? — паренек даже споткнулся, а потом удивленно уставился на меня.

— Почти всего, чего можно было добиться, находясь на Земле, мы уже добились. Исследовали и саму планету, и все, что на ней живет. Добрались до генома. Сформулировали квантовые теории. Нашли закономерности в крупномасштабной структуре вселенной. Оставаясь на планете, мы