Как раз начало темнеть, и на берегу, который вновь оставался по правому борту, иногда можно было увидеть огоньки, причём меня ни на секунду не покидало ощущение, что за нами следят.

— Нищая земля, — сказал Торбьерн. — Ещё более нищая, чем Восточная Англия.

— Я тут бывал, — широко улыбаясь, сказал Эйрик. — Местные иногда специально отмечают неверный фарватер, а потом грабят севшие на мель корабли.

— Я знаю фарватер, — проворчал Гуннстейн. — Мы здесь тоже бывали.

Место выглядело так, будто здесь туда-сюда снуют десятки и сотни кораблей, мы регулярно видели чужие паруса на горизонте. Кеолвульф, завидев один из них, испуганно перекрестился, и это не укрылось от норманнских взоров.

— Не бойся, малютка-сакс, волки на волков не охотятся, — хохотнул Кьяртан, хотя Кеолвульф был едва ли не вдвое старше него.

Хотя я сильно сомневался в подобном пиратском братстве, скорее всего, при нападении на своих собратьев викинги просто не оставляли живых свидетелей. С другой стороны, алкоголь развязывает языки, и такие подвиги мгновенно стали бы достоянием общественности, тем более здесь, где любая мелкая стычка в пьяном пересказе мутирует в эпическое побоище. Любители потрепать языком здесь были в чести.

Так что, возможно, драконья башка на носу, окроплённая кровью, в некотором роде защищала нас от себе подобных. Как мигалка на крыше чёрного Ауруса, как цеховой знак, как шеврон и расцветка камуфляжа.

А кроме норманнов, в этих морях никто больше не осмеливался показываться. Местные рыбаки не в счёт, они есть везде, а вот патрульных или военных судов не было ни у кого из прибрежных правителей. От набегов викингов страдали все они.

Вопрос с продовольствием решили, кстати, очень просто и изящно, подойдя на вёслах к одной из рыбацких лодок и банально отняв у рыбака-фриза его улов. Не слишком много, но на полторы дюжины викингов хватит. По крайней мере, до того момента, как мы доберёмся до Сьялланда, где обычно зимовали Рагнарсоны. Во всяком случае, я надеялся застать их именно там.

Ну а пока мы двигались на восток и северо-восток, к берегам Дании, останавливаясь на ночлег в мелких бухточках и заливах и коротая время под парусом, пересказывая друг другу истории и саги.

Вернее, это мои спутники довольствовались сагами. Я же переиначивал знакомые мне сюжеты под местные реалии. Так я пересказал им несколько историй про берсерка Арнольда Чёрного, который путешествовал во времени, чтобы убить будущего короля Ирландии Шона Конхобара. Переделал «Кикбоксёра» в сагу о франкском кулачном бойце Ван-Дамме, рассказал про Рэмбо, который поссорился с местным ярлом и потом прятался в лесах, убивая его хирдманнов одного за другим. Голливудские истории заходили на ура, и спустя какое-то время зажили своей жизнью, когда я услышал, как Торбьерн пересказывает их у костра, изрядно приукрашивая. Меня это забавляло.

Я, в свою очередь, слушал и запоминал местные саги, удивляясь, как вообще можно помнить столько имён и событий. Каждый из местных не только знал и помнил сотни своих и чужих родичей, но и умудрялся поправлять чужие ошибки. А потом я понял, что каждая сага рассказывает истории реальных людей, часто чьих-то родственников и знакомых, стараясь ничего не приукрашивать, в отличие от историй про Арнольда Чёрного, которого не берут стрелы, а убить может только пламя вулкана.

И я быстро понял, почему и как местные умудряются запоминать столько информации. В эпоху до интернета даже новость про то, что у соседа корова отелилась, можно считать важной и заслуживающей внимания. Отсюда же вытекало и то, что все всех знали. Это в эпоху цифровых технологий можно было окружить себя виртуальными друзьями, а новости получать только от тех или иных источников, игнорируя всё остальное. Можно было вовсе из дома не выходить, а соседей видеть только в глазок. Здесь такое не проходило. Здесь, если не общаться с соседями и знакомыми, ты становился отрезан от всего мира.

Вот и мне теперь приходилось удовлетворять информационный голод новостями про то, как у какого-то Хакона из Госбаккена трэлль обрюхатил родную дочку, а у Альвгейра из Рогнеса сын уехал в Миклагард. Как по мне, ничуть не хуже новостей из телевизора или телеграм-каналов. Хотя нет, подобные новости гораздо ближе к реальной жизни, чем телевизионные.

— Погода портится, — сказал вдруг Эйрик, принюхавшись к чему-то, что видел и чувствовал один только он.

Мы как раз взяли чуть мористее, отдалившись от берега, чтобы немного срезать путь. Лично я не ощущал никаких изменений, я стоял за рулевым веслом и старался вести корабль туда, куда указал мне Гуннстейн… Мне погода казалась одинаково мерзкой, что сейчас, что два часа назад. Сырая взвесь так и болталась в воздухе, оседая мелкими каплями на всём и на всех. Это даже нельзя было назвать дождиком, просто в сером, полностью затянутом тучами небе, плотной стеной висела масса воды. Просто снизу воды было чуть больше и она была чуть гуще.

— Куда уж хуже-то, — проворчал я, морщась от очередной порции холодных брызг.

— Поверь, может и хуже, — сказал Вестгейр.

Северное море капризно и своенравно, и все, кроме меня, знали это на собственной шкуре.

Гуннстейн нехотя поднялся, прошёл к носу, любовно погладил высокий борт драккара. Корабль здорово качало на высоких волнах, ветер усиливался, удерживать руль на месте становилось всё труднее. Я оглянулся и посмотрел назад. За кормой виднелись только белые буруны на воде, серой стеной стояли тучи. Землю не было видно, только бескрайнее море, злое и колючее. На мгновение мне стало страшновато от осознания того, что мы потеряли землю из виду, но все остальные были спокойны и собраны, и их вид придал мне храбрости.Гуннстейн знал, что делать и куда плыть.

— Снимайте парус, снимайте мачту, привязывайте всё, что не прибито, — хмыкнул он, забирая у меня руль. — Шторм идёт.

Два раза повторять не пришлось. У меня по коже пробежал холодок, и я так и не понял, от страха или от того, что холодные капли залезли мне за шиворот. Моряки засуетились, забегали, выбирая фалы, чтобы спустить тяжёлый мокрый парус. Просмолённые канаты трепетали на холодном ветру, и их порой приходилось ловить, порывистые шквалы пытались вырвать их из рук, порвать драгоценный парус, окатить нас холодным душем. Я, стиснув зубы, тянултяжёлый пеньковый канат, горящий в руках от напряжения. Мои руки были покрыты мозолями, твёрдыми как подошва, но даже так тянуть его было