Когда я стал профессиональным писателем, я начал заниматься спортивным бегом (это произошло, когда я писал «Охоту на овец»), с тех прошло больше тридцати лет, я бегаю каждый день в течение примерно часа или плаваю – это уже стало моей повседневной рутиной и, видимо, меня закалило. По крайней мере, у меня ни разу не было серьезных проблем со здоровьем, ни ноги, ни поясница никогда не болели (только один раз во время игры в сквош я потянул мышцу), так что я продолжаю бегать ежедневно, практически без пропусков. Раз в год я участвую в марафоне, изредка прохожу триатлон. Иногда я говорю себе: «Какой я молодец, бегаю каждый день!» или «Все-таки я очень упорный!» – но вообще, по-моему, обычным офисным работникам, которые каждый день ездят на работу на общественном транспорте, с точки зрения физической нагрузки приходится гораздо труднее. По сравнению с шестьюдесятью минутами езды в переполненной в час пик электричке часовая пробежка на свежем воздухе – это вообще пустяк. И даже особого упорства для этого не требуется. Я же люблю бегать, вот и получается, что я просто взял в привычку делать то, что мне подходит по характеру. Ведь если что-то не подходит, то каким бы ты ни был упорным, тебя все равно не хватит, чтобы продолжать этим заниматься тридцать лет.

За счет такого образа жизни я постепенно вырос как писатель, с каждым днем чувствуя себя все более сильным и уравновешенным в плане творческого потенциала. Я не могу предъявить никаких объективных численных показателей, чтобы объяснить, как и насколько. Я сужу лишь по собственным реакциям и внутренним ощущениям.

Однако, сколько бы я ни твердил, что писатель должен держать себя в хорошей физической форме, многие просто не обращали на это никакого внимания. А тех, кто высмеивал мои слова, было, кажется, еще больше. Всего каких-то десять лет назад люди напрочь эти вещи не понимали. «Если каждое утро бегать, станешь таким бугаем, что нормально писать разучишься», – мне даже такого рода мнения слышать приходилось. Хуже того, в литературных кругах явно прослеживалась тенденция презрительно относиться к физическим упражнениям, закалке и тому подобному. Такое ощущение, что у людей выражение «быть в хорошей физической форме» ассоциировалось исключительно с мачо из качалки. Но ведь ежедневная аэробная нагрузка, чтобы быть в хорошей форме, – это одно, а бодибилдинг на специальных снарядах – это совсем другое.

Я и сам долгое время до конца не понимал, что значит для меня этот ежедневный бег. Если заниматься им регулярно, то, разумеется, становишься гораздо здоровее. Сжигается жир, мышцы нарастают сбалансированно, легче контролировать вес. Но я все время чувствовал, что польза от бега этим не ограничивается. Что в беге есть нечто более значительное. Но что? Я сам толком не понимал, а объяснить другим нечто, чего не осознаешь сам, невозможно.

В общем, я продолжал бегать без понимания, просто завел себе такую привычку и упорно ее придерживался. Тридцать лет – это очень долго. Чтобы на протяжении всего этого времени неизменно соблюдать заведенный обычай, нужно определенное усилие. Почему мне удалось? Потому что бег – это конкретное, лаконичное воплощение сразу нескольких вещей из серии «что я должен сделать в своей жизни». По крайней мере я всю дорогу что-то такое чувствовал, очень явственно (даже физически). «Хотя бы это я должен сделать в своей жизни», – говорил я себе и бежал, особо не задумываясь, без всякого благовидного предлога. Кстати, эта фраза тоже стала для меня чем-то вроде мантры.

Я совсем не думаю, что бег хорош и полезен безусловно. Бег – это просто бег. Сам по себе он не хорош и не плох. Например, если вы ненавидите бегать, то делать это вам совершенно незачем. Как ни крути, это свободный выбор каждого. Не подумайте, что я тут агитирую всех на бег, вовсе нет. Когда каким-нибудь зимним утром я иду и вижу старшеклассников, которые трусят всем классом по улице, я сразу думаю: «Бедные, как я им сочувствую. Наверняка некоторые терпеть не могут бегать». Честное слово.

В моем случае так получилось, что бег лично для меня имел огромное значение. Вернее, так: внутри себя я действительно все время знал, что для меня и моего дела бег просто необходим. Это знание постоянно подталкивало меня и в утренний мороз, и в полуденное пекло, когда ни сил, ни настроя совсем не было. Оно словно подзуживало: «Давай соберись, сегодня тоже бежим!»

Но когда я читаю научную статью про нейроны, то вижу: в моих действиях вплоть до сегодняшнего дня и в моих личных физических ощущениях, в сущности, не было ошибки. Внимательно прислушиваться к тому, что чувствует тело, – это, в общем-то, одно из главных умений творческой личности. Теперь я это очень хорошо понимаю. Душа, интеллект – и то и другое в конечном итоге становится частью нашего тела. А линия границы между одним, другим и третьим, если вы спросите меня (не знаю, как бы охарактеризовал ее физиолог), не такая уж и четкая, не столь уж и заметна.

Я все время это повторяю, и наверняка кто-то сейчас подумает: «Ну вот, опять», но это действительно очень важно, так что снова выскажу мою мысль, а вы уж простите меня за занудство.

Для прозаика основа основ – это рассказывать истории. А рассказывать истории означает спускаться в глубины своего сознания, нисходить на самое дно темнейших уголков своего сердца. Чем значительнее история, которую писатель пытается рассказать, тем глубже ему приходится погружаться. Чтобы построить высотное здание, точно таким же образом приходится рыть глубокий котлован для подземной части фундамента. Чем подробней рассказ – тем плотней и непроглядней темнота там, под землей.

В утробной темноте писатель должен найти все необходимое для себя, точнее, для своей прозы, и, ухватив, поднять на поверхность сознания. После чего преобразовать в текст, придать осмысленную форму. Темнота эта бывает полна угроз и опасностей. Обитающие в ней твари нередко принимают самый причудливый образ, чтобы прельстить и соблазнить человека. На этом пути нет дорожных указателей или карты маршрутов, зато есть запутанные лабиринты и подземные каверны. Сам не заметишь, как уже сбился с дороги, и кто знает, сможешь ли ты когда-нибудь вернуться наверх. В подземном мире сплелись воедино коллективное и индивидуальное бессознательное, древность и современность, и мы тащим на поверхность весь этот клубок, не в состоянии отделить одно от другого, а последствия могут быть очень опасными.

Чтобы каждодневно противостоять глубинной тьме и таящимся в ней опасностям, как ни крути, нам необходима физическая сила. Я не могу сказать, сколько ее нужно именно в числовом эквиваленте, но совершенно очевидно, что в такой ситуации лучше быть сильным, чем слабым. И еще – эта сила не годится, чтобы мериться ею с другими. Она предназначена исключительно для личного пользования, и ее должно быть столько, сколько требуется. Я понял это не сразу, а постепенно – прочувствовал за долгие годы ежедневной писательской работы. Нужно сильное, насколько это возможно, сердце, а чтобы сохранять его силу, надо укреплять «скудельный сосуд», где оно находится, то есть следить за своим телом. Всенепременно.

«Сильное сердце», о котором я здесь толкую, обладает мощью не на бытовом житейском уровне, а другого рода. На бытовом уровне я вообще-то самый обычный, предсказуемый человек. Могу обидеться на какую-нибудь глупость или сам какую-нибудь чушь сморозить, а потом еще долго жалеть об этом. Я поддаюсь соблазнам и искушениям, пытаюсь увильнуть от разных скучных обязанностей. Могу злиться по мелочам и пропускать по невнимательности действительно важные вещи. Я стараюсь никогда не искать оправданий, но иногда начинаю извиняться помимо своей воли – слова сами вылетают изо рта. Или, например, в какой-то из дней могу решить не пить дома пива, но в результате достану из холодильника и выпью. В этом, думаю, я практически ничем не отличаюсь от большинства других людей. Может быть, я даже немного более «слабый», чем среднестатистический человек.