Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но если мы говорим не о жизни, а о писательстве – о работе по пять часов подряд за письменным столом, – то в этом контексте мое сердце оказывается достаточно «сильным». Сила эта (по крайней мере, большая ее часть) – не врожденная, а благоприобретенная в результате тренировок. Более того, любой человек, если ему захочется, может ее в себе воспитать (правда, не скажу, что сделать это было легко и просто). Точно так же как физическая мощь, «сила сердца» не предназначена для соревнований, она нужна, чтобы обращать в истинное благо ситуацию, в которой вы в данный момент времени находитесь. Я не занимаюсь морализаторством и не призываю к стоицизму. Ведь что высокая мораль, что стоицизм – между ними и писательским мастерством нет прямой связи. По крайней мере, я думаю, что нет. Я всего лишь предлагаю очень простую по своей сути вещь: немного более сознательно относиться к физическому, телесному.
Такой вот подход к делу, такая моя жизненная позиция, кажется, не очень-то вписывается в общепринятые представления о писателях и их работе. Да я и сам уже не чувствую уверенности – чем больше рассуждаю об этом, тем сильнее мои сомнения. Литература рождается из краха и праха, из хаоса нравственного падения, из неустройства семейной жизни и быта, когда последнее кимоно жены закладывается ради жалких грошей (хотя этот образ, возможно, слегка устарел), писатель – бунтарь, который гробит себя в алкоголе и тонет в женской любви… Кажется, это классическое представление о писателях и связанные с ним ожидания до сих пор еще живут в сердцах и головах наших современников. Или же от писателя ждут решительных действий, например, чтобы он отправился на Гражданскую войну в Испании и невозмутимо печатал бы что-то эпохальное на пишущей машинке под свист пролетающих над его головой снарядов. А кому нужен писатель, который живет в тихом пригороде, рано встает и рано ложится, ведет здоровый образ жизни, практикуя ежедневный бег, любит готовить овощные салаты и каждый без исключения день работает в кабинете по строго установленному расписанию?
Вот, скажем, был такой писатель Энтони Троллоп – британец, живший в девятнадцатом веке. Троллоп написал много романов и в свое время был очень популярным автором. Он служил в почтовом ведомстве в Лондоне, и поначалу писательство было для него чем-то вроде хобби, но постепенно он добился успеха как прозаик и даже стал одним из «властителей дум» Викторианской эпохи. При этом он не бросал работу в почтовом ведомстве до последнего. Каждый день Троллоп вставал ранним утром и успевал до выхода на службу поработать за письменным столом – написать установленное им самим число страниц. Затем он отправлялся в почтовое ведомство, где к тому моменту благодаря своим «должностным» талантам уже занимал высокую руководящую позицию. Знаменитые красные ящики для сбора почты, которые попадаются повсюду на улицах Лондона, появились в городе благодаря заботам Троллопа (до него почтовых ящиков в природе не существовало). Видимо, он очень ценил свою работу и, хотя совмещать ее с писательством было все труднее, не собирался бросать любимое дело и становиться профессиональным романистом. Наверное, он все-таки был не совсем обычным, а прямо скажем, немного странным человеком.
В 1882 году в возрасте шестидесяти семи лет Троллоп умер, но оставил после себя неопубликованную рукопись, автобиографию, которую напечатали посмертно. Мир впервые узнал о его такой неромантичной, размеренной, тщательно продуманной повседневной жизни. Прежде никому не было известно, что он за человек, но когда правда о Троллопе стала достоянием общественности, и критики, и читатели пришли в ужас и испытали сильнейшее разочарование. В результате писатель полностью утратил громкую славу и популярность и был надолго забыт. Это поразительная история, узнав о которой я восхитился личностью Троллопа и преисполнился глубочайшего к нему уважения (правда, я его пока не читал), но его современники явно испытывали к нему другие чувства. Похоже, они не на шутку рассердились: «Что-о-о?! Оказывается, нас всю дорогу кормили романами скучного зануды?» Видимо, обычные люди в Англии девятнадцатого века тоже ожидали от писателя – или, по крайней мере, от его образа жизни – определенного соответствия идеальному видению «неконвенциональной» личности. Когда я думаю, что меня, писателя, ведущего «самый обычный» образ жизни, постигнет та же участь, я непроизвольно впадаю в панику. Что ж, по крайней мере, в двадцатом веке Энтони Троллоп был заново оценен, что в конечном счете неплохо, если разобраться…
Или, скажем, Франц Кафка, который тоже одновременно служил чиновником страхового ведомства в Праге и писал романы и рассказы. Он также был ответственным и способным страховщиком, начальство и коллеги ценили его работу. Говорят, что, когда он не приходил на службу, дела сразу застопоривались. Как и Троллоп, Кафка писал «без отрыва от производства» и при этом относился к литераторству очень серьезно (хотя, кажется, я где-то слышал, что он объяснял, почему у него так много неоконченных произведений, в качестве оправдания ссылаясь на занятость по службе). Однако в отличие от Троллопа тот факт, что Кафка придерживался в жизни определенного распорядка, скорее дал повод литературным критикам оценить его как «достойного человека». Откуда берется эта разница в оценке писательской личности? Непросто понять, что стоит за хвалой и порицаниями со стороны критиков.
В общем, я прошу прощения у всех, кому идеальный писатель видится личностью «неконвенциональной», но, простите, я опять повторюсь, высказав исключительно собственную, не претендующую на универсальность точку зрения: некоторая степень физической воздержанности необходима автору, чтобы продолжать быть прозаиком.
Я думаю, что хаос существует в сердце любого человека: и в моем сердце, и в вашем тоже. Но он не является тем, что непременно надо выставить на всеобщее обозрение в самых обыденных и бытовых его проявлениях. Эта вещь не напоказ: «Вот, полюбуйтесь на пожирающий меня хаос. Каков зверюга?!» Если вы действительно хотите встретиться со своим внутренним сумбуром, так вперед – молча и в полном одиночестве ныряйте в самые глубины сознания. Именно там вы найдете истинный хаос, чья единственная и безусловная ценность как раз и заключается в возможности встречи с вами лицом к лицу. Он прячется у нас под самым носом.
Чтобы как можно точнее и правдивее выразить хаос в словах, вам нужны молчаливая сосредоточенность, незыблемое постоянство и до некоторой степени регламентированное сознание. А чтобы не утратить вышеперечисленные качества и они всегда оставались с вами, вам необходимо быть в хорошей физической форме. Наверное, это очень скучный и во всех смыслах прозаический вывод, но такова и есть основа моей личной писательской философии. Ругайте меня или хвалите, закидывайте меня тухлыми помидорами или прекрасными цветами, лично я писать и жить по-другому не умею.
Я люблю писать прозу, это занятие нравится мне само по себе. Для меня великая радость, что я могу жить, занимаясь практически только этим; размышляя о таком повороте моей жизни, я каждый раз понимаю, что мне все-таки улыбнулась фортуна. Если бы на определенном этапе мне повезло несколько меньше, то ничего подобного я бы никогда не достиг. Я говорю это со всей прямотой. Я даже думаю, что это не просто везение, а скорее что-то близкое к чуду.