казаться больше и аппетитно вылезала из декольте нового платья, впрочем, довольно скромного. Талии вообще не было видно, и, вместо тонкой, как тростиночка Лины появилась невысокая пышечка, так как рост стал казаться ниже из-за туфель без каблуков. Платья по новой фигуре заказали, их обещали доставить послезавтра. Довершил преображение парик из черных волос, который подбирали в постижерной мастерской особо тщательно, так, что бы он плотно сел не только на голову, но и на обкрученные вокруг головы собственные волосы, обрезать которые было нельзя. Форма головы тоже изменилась, а лоб стал ниже. Довершили картину магические линзы, делающие глаза карими. Такие предметы считались косметическими приспособлениями и не препятствовали отбору, в отличие от магических иллюзий.

Так что после всех преображений узнать Мейлину было невозможно. Место звонкой, тонкой девушки — блондинки заняла приземистая, пышногрудая, широкобедрая толстушка — брюнетка. Узколобая, с непропорционально большой головой с копной черных волос. Выезжать решили сразу же после доставки платьев и аксессуаров к ним. Лина решила не примерять готовые одежды, решив, что небольшие погрешности в посадке по фигуре только подчеркнут некоторую нелепость кандидатки. Так что завтрашний день решили отдыхать. Херриэт предупредила Лину, что теперь ее будут звать именем ее племянницы, Валерты Хейжвуд. Завтра весь день она будет звать ее только так, что бы та привыкла. К вечеру стала ужасно чесаться голова под париком, Лина ужаснулась, что ей придется носить его больше месяца. Херриэт успокоила ее, что с ними поедет верная Кира, посвященная в тайну преображения Лины, она и будет помогать хозяйке мыть голову и делать на парике разные прически, соблюдая строжайшую секретность и не подпуская к ней никого чужого. А надевать маскарад сейчас нет смысла. По дороге они заедут в монастырь, где ее племянница готовится к постригу в монахини, вот оттуда она выйдет уже преображенная, что бы сопровождающие экипаж гвардейцы князя приняли ее за другого человека. А Лина якобы останется в монастыре, учиться у пожилой лекарки, травницы, известной на всю страну.

Платья доставили вовремя, погрузили в багажную карету. Можно было ехать, но отъезд задержал неожиданный визит Симона, брата Мейлины. Он явился неожиданно, пришлось переговорить, тем более, она уезжала на несколько месяцев, нехорошо было не проститься!

Брат был настроен воинственно. Сразу напомнил сестре, что он единственный мужчина в доме, чем неожиданно резко настроил ее против себя.

— И что ты, единственный мужчина, хочешь мне сказать? — спросила Лина неприятным голосом.

— Я хочу услышать объяснения, сестра, почему ты согласилась работать на убийцу наших родителей? Нет, я понял бы это, если бы ты приняла это предложение с целью отомстить, и стала бы, как договаривался с тобой мистер Оттебрюк снабжать его сведениями, как он с тобой договаривался, но ты отказалась! Объясни мне свое поведение!

— Значит, дорогой брат, ты не понимаешь, почему я пошла работать к этому человеку? А какими деньгами была оплачена твоя учеба на весь срок обучения в семинарии? А учеба Майрин? Ты этим не интересовался? Так вот, ваши занятия оплачены в долг, а я его отрабатываю. Никто не предложил мне лучших условий. Ты бы предпочел, что бы я приняла предложение старого развратника, от которого уже сбежала третья девушка, даже не дождавшись заработка? Или уехала в дальний угол страны, не имея возможности учиться самой, подтирать грязь и мыть зады у кучи шавок одной престарелой леди? И все это за гроши! Если уж ты вообразил себя мужчиной, то почему бы тебе не подумать об оплате учебы самому? Тогда бы твои упреки я бы еще выслушала. Не стыдно?

— Но почему ты отказалась сотрудничать со Стивеном?

— Ах вот откуда все эти упреки! Твоему драгоценному Стивену не следовало лгать о великой милости со стороны его конторы оплатить вашу учебу, когда это было уже прописано в трудовом соглашении, и он об этом хорошо знал. А так же не считать попытки тискать меня и лезть под юбку, пока никто не видит, приятным дополнением к нашему соглашению. Не знал?

— Он, он говорил наоборот, что твой шеф приглашает тебя в театры, оплачивает дорогущие туалеты, что я должен думать?

— О том, что твоя сестра честная женщина. А не лить на меня ушаты грязи. Если я пошла в театр по приказу человека, платящего мне зарплату, значит, это ему надо было. А если у меня билет в ложу «Б», и нет денег на соответствующий туалет, то он и оплатил его, так как это был его приказ. А вовсе не желание доставить мне удовольствие. Хватит, Симон. Я не хочу с тобой ругаться перед отъездом.

— Ты уезжаешь?? С ним??

— Я еду в княжество Маунтвинд. С леди Херриэт Нуаре, помогать ей устраивать отбор невест для моего шефа. Отказаться не могу, на мне долг. И, кроме того, что бы ты успокоился, в традициях княжества вступать в брак девственниками, как невесте, так и жениху, поэтому моя работа здесь наиболее безопасна из всех. Тебе ясно? Так что давай прощаться, иначе мы не успеем доехать засветло до намеченного места ночлега. До свидания, брат. Присмотри за Майрин, что бы училась и не гуляла, а я как-нибудь сама свои проблемы решу!

Она обняла брата, и, не слушая его запоздалых извинений, выпроводила его вон. Херриэт уже ждала ее в карете. Мейлина уселась, карета тронулась. Путешествие началось.

Арриан.

Ее голос, спрашивающий деда, что делать, ее руки на спине, нежно касающиеся крыльев, которые с каждым ее прикосновением он чувствовал все лучше и лучше. И невозможность сделать шаг навстречу, сгрести девушку в охапку, и целовать, целовать, пока у обоих не кончатся силы. Да, только целовать, потому что пойти дальше можно только на алтаре Ветра в княжестве. Только так он примет всю силу своей магии, свои крылья и станет Князем — винглордом, тем, кем он был рожден. Господи, с этой пыткой не сравняться ни раскаленное железо, ни двадцать лет жизни с постоянной болью в груди, которую он пытался заглушить тренировками и медитацией. Да, он избавился от пожизненного ношения корсета, тренированные мышцы держали не хуже, но от своей природы, от своей судьбы не уйдешь. А для благоприятного исхода ему нужна эта девочка, искренне его ненавидящая, причем заслуженно. Интересно, если бы он почувствовал в ней Предназначенную до рокового приказа, отдал бы он его? Скорее всего, отдал. Об отце. Пепел матери, вместе с обгорелым остатком черного пера, который он хранил у себя в специальном ларце, а кусочек того пера — под портретом матери в медальоне на