упорно, как привязанный, маячит в зеркале заднего вида, и рассказал по этому случаю бородатый анекдот про деда на «запорожце», который зацепился подтяжками за «мерседес», а тот долго и безуспешно пытался от него оторваться. Наградой ему стала лишь бледная тень улыбки, и у него сложилось стойкое и не совсем приятное впечатление, что Марина его либо вообще не слышала, либо слышала, но не поняла.

«Хвост» Юрий сбросил на следующем перекрестке, банально прибавив газу и проскочив его на красный свет. Преследователь попытался повторить его маневр, но ему не повезло: кто-то из тех, кому он должен был уступить дорогу, оказался не в меру прытким, и две машины замерли посреди перекрестка, любовно прижавшись друг к другу смятыми в гармошку жестяными щеками и нежно переплетя отвисшие до самого асфальта губы оторванных бамперов. Юрий покосился на свою пассажирку, но та не заметила аварии: она была целиком поглощена мыслями о своем Женечке, которому в связи с этим оставалось только позавидовать.

Избавившись от обузы в лице измученной беспокойством женщины, Юрий погнал машину прямиком в больницу, надеясь, что не опоздал. Он успел приехать до того, как закончились часы приема посетителей, что позволило ему на вполне законных основаниях завладеть несвежим белым халатом и беспрепятственно проникнуть в здание. И он пошел по пахнущим медикаментами и подгорелой овсянкой коридорам, рея полами надетого внакидку, как бурка, халата и держа на виду пакет с купленными по дороге апельсинами – своего рода знамя, опознавательный знак человека, явившегося навестить больного родственника.

В коридоре ему попался заморенного вида парнишка на костылях, которому Юрий торжественно вручил апельсины. Получилось удачно: парень, похоже, остался доволен, из чего Юрий сделал вывод, что до сего дня цитрусовые, да еще в таком количестве, перепадали ему нечасто. «Не объелся бы, – озабоченно подумал Якушев. – А то начнется какая-нибудь аллергия, а все благодаря доброму дяде, который совсем как тетя Марина постеснялся идти в больницу с пустыми руками…»

Дальше дело пошло уже не так гладко. Если верить информации, полученной Юрием в справочном бюро на первом этаже, больной Сиднев все еще лежал в реанимации, пребывая в состоянии искусственной комы, вызванной медикаментозным способом. Насколько Юрий понял из ворчливых и, как ему показалось, не особенно компетентных объяснений дежурившей в справочном медсестры, сделано это было для того, чтобы борющийся за жизнь организм не отвлекался на мелочи наподобие боли, усталости, приема пищи и прочей чепухи, а занимался своим главным на данный момент делом – выживал. Из этого следовало, что выжить ему не так-то просто, и Юрий про себя порадовался тому, что рядом нет Марины. Конечно, ей никто не мешает позвонить в больницу и узнать, что ее драгоценный супруг по-прежнему болтается где-то между тем и этим светом, не в силах решить, уйти ему или остаться. Позвонить-то она, конечно, позвонит, но вот Юрия, к счастью, в это время рядом не будет. Пусть ее утешает подружка, а он тем временем попытается помочь организму отставного капитана Сиднева справиться со стоящей перед ним боевой задачей – выжить.

На поверку это оказалось труднее, чем можно было предположить. В реанимацию, где до сих пор лежал Сиднев, не пускали. Юрий видел, как туда пыталась прорваться какая-то навьюченная сумками и пакетами с едой толстая тетка. Медсестра в дверях стояла насмерть; тетка предложила ей денег и нарвалась на довольно резкую и где-то даже нелицеприятную отповедь. Юрий, исподтишка наблюдавший за этой сценой, предположил, что денег было недостаточно, но затем, устыдившись собственного цинизма, принял решение считать, что дело не в деньгах, а в клятве Гиппократа. Бывают же, наверное, на свете честные медсестры, да и черту, как ни крути, где-то провести надо: реанимация – не проходной двор, товарищи, здесь люди не дурака валяют, отлынивая от работы, а борются за жизнь…

Проверять медсестру на вшивость путем постепенного повышения предлагаемой суммы он не стал: а вдруг и вправду честная? Тогда и в отделение не попадешь, и фотокарточку свою засветишь, разом сделав бессмысленными все дальнейшие попытки.

Присев на диванчик в холле, откуда была хорошо видна звуконепроницаемая, запертая на кодовый электрический замок дверь отделения реанимации, Юрий принялся рассматривать возможные варианты.

Вариантов было кот наплакал, и все они представлялись, мягко говоря, сомнительными. Украсть где-нибудь одеяние врача? Не пойдет, потому что медсестре на входе в отделение непременно станет интересно, что он за птица и что ему надо в реанимации; возможно, прорваться внутрь и получится, но вот остаться там надолго нечего и рассчитывать: дежурная сестра ни за что не спустит глаз с незнакомого подозрительного доктора.

Отключить свет и прикинуться электриком? Ничего не скажешь, лихо придумано! Это ведь не командный бункер противника, не офис и не склад, это – больница скорой помощи. Прямо сейчас в операционных врачи наверняка вытаскивают кого-то с того света, а вот за этой дверью, в peaнимации, кто-то продолжает жить только благодаря подключенной к организму сложной медицинской аппаратуре. Обесточивание здания с почти стопроцентной вероятностью приведет к человеческим жертвам, а это не совсем то, ради чего Юрий сюда явился.

Можно перекрыть воду, но, если в голове у дежурной сестры есть хоть капелька мозгов, она сообразит, что искать причину такой поломки надо не в ее отделении, а в подвале, в царстве труб, вентилей и насосов, и не преминет указать на это скребущемуся в дверь фальшивому водопроводчику.

Имитировать какой-нибудь сердечный приступ? Но даже при самом беглом осмотре врач в приемном отделении мигом определит, что пациент здоров как бык, и прогонит симулянта взашей. А если симулировать слишком убедительно, здешние айболиты могут из самых благих побуждений вкатить ему какую-нибудь инъекцию, которая спасла бы настоящего больного, а вот его, здорового, в два счета отправит к праотцам. А еще можно…

Тут его размышления были прерваны появлением пожилой санитарки в грязноватом белом халате, которая, переваливаясь утицей, волокла на плече здоровенный холщовый мешок – наверное, с бельем, – на котором было неровными буквами написано: «Реанимация». Остановившись перед запертой дверью, санитарка набрала код, неуверенно тыча в кнопки толстым, привычным к грубой мужской работе пальцем.

Сидевший поодаль Якушев весь обратился в зрение. Санитарка стояла спиной, частично загораживая дверь и замок своей широкой талией и прочими частями тела, располагавшимися вверху и внизу этой линии, в данном случае скорее воображаемой, чем существующей в действительности. Подсмотреть код, таким образом, было практически нереально – по крайней мере, для обычного