связей» про то, что на рынке труда лучше устраиваются те, у кого много знакомых. На уровне обыденного сознания это понимали и раньше, но он доказал эмпирически. А другой социолог, Роберт Мертон, написал, что американские университеты – это не просто место получения знаний, а механизм консервации социальной структуры общества.

– Это как? – Гоша придвинул свой кофе. Ему стало интересно.

– Это элементарно. – Парень стал вытаскивать из компота вишенки с помощью зубочистки. Вишенки соскальзывали, и это явно занимало парня больше, чем Гоша с его вопросом.

Такой собеседник казался Гоше почти идеальным. Никакого удивления, что Гоша не знает элементарных вещей.

– В университеты попадают молодые люди примерно одного имущественного и социального положения. Плата за обучение отсекает людей скромного достатка. Плюс к этому на собеседовании узнают, есть ли высшее образование у родителей и что они оканчивали. Высшее образование в США – это признак элитарности. Они стараются брать тех, у кого родители с высшим образованием. Кстати, в Гарварде две трети студентов имеют родственников, которые когда-то окончили этот университет. А дальше студенты обзаводятся знакомствами, находят друзей и подруг. Потом так и идут по жизни одной большой тевтонской свиньей. Социальная структура не перемешивается, а, наоборот, кристаллизуется.

Гоша понял, что он выбивается из этой логики. Его родители, конечно, имеют высшее образование, только в России это вообще не признак элитарности. В России даже курьеры и разносчики пиццы с высшим образованием встречаются. Да и достатком его семья похвастаться не может. Не говоря уже о том, что в его роду никто не имел диплома Гарварда.

Видимо, все эти мысли как-то отразились на его лице, потому что парень добавил:

– Но полная консервация губительна для самой элиты. Итальянец Вильфредо Парето писал о циркуляции элит. Не из любви к ближнему, а исключительно для самосохранения элиты должны обеспечить каналы вертикальной мобильности. По нисходящим каналам из элит должны уходить те, кто облажался, а по восходящим приходить люди из низов, но с выдающимися способностями. Тогда элиты сохраняют свое положение в обществе.

Гоша представил эти каналы в виде водосточных труб и себя, плывущего в такой трубе. Картинка напоминала аквапарк.

– А давление откуда?

– Не понял. – Парень с интересом посмотрел на Гошу. У него были серые глаза и очень длинные ресницы.

– Ну как же, – начал Гоша, – если что-то поднимется по трубе вверх, то должен быть источник давления. Только вниз тело может двигаться само под воздействием силы тяжести, да и то только в условиях земного притяжения.

Парень посмотрел на Гошу долгим взглядом, в котором сквозило неприкрытое уважение, потом протянул руку и представился:

– Матис.

– Георгий, можно Гоша.

– Можно Матис. – У него явно был порядок с чувством юмора.

– Ты по социальным наукам спец?

– Да, пытаюсь разобраться в социологии.

– Это очень трудно, – посочувствовал Гоша. – Там же логики нет.

– Там другая логика, – впервые улыбнулся Матис. У него оказались ровные, как в кино, зубы. – А ты физик? Застрелиться! Никогда не понимал, почему масса измеряется в килограммах, а вес в ньютонах. Это все, что я знаю по физике.

– Вообще-то я больше по программированию, но физику уважаю. А с весом все просто…

Матис замахал руками:

– Даже не пытайся, мне уже сто раз разные люди пытались это объяснить. Лучше скажи, откуда ты такой умный?

– Из России. А ты?

Повисла пауза. Гоша решил, что парень плохо разбирается в географии, потому что он словно шарил по воображаемому глобусу в поисках совсем крохотной России.

– Я почти оттуда, – наконец сказал новый знакомый. – Вообще-то из Франции, но мои родители когда-то жили в Литве.

– Не понял, при чем здесь Россия.

Матис опять замолчал. О социологических теориях он говорил с куда большим удовольствием, чем о географических пересечениях их биографий.

– Литва была частью Советского Союза, – без особого энтузиазма пояснил он. – Если не придираться, то все это близко.

Тут посуда на их столе подпрыгнула с тревожным звоном. Толчок напоминал маленькое землетрясение. Уперев руки в стол, к ним пришвартовалась Лика во всей своей спортивной красе.

– Тормоза придумали трусы, – весело сказала она, показывая на ролики. – Привет, Гоша!

Гоша поспешно осек порыв Лики поговорить на русском языке. Он помнил, что на чужом языке Лика больше напоминает леди. Почему-то захотелось, чтобы Лика не выглядела простушкой в глазах французского прибалта.

– Познакомься, Лика, это Матис, новый член нашего славянского клуба. – Гоша сделал широкий жест в его сторону. – Он француз литовского происхождения. Но мы же не будем придираться?

Матис улыбнулся. Лика скользнула взглядом по его безупречным зубам и согласилась не придираться.

– А что за славянский клуб? – осторожно спросил он.

– Ну что-то вроде клуба людей с большим сердцем. – Очарованная длинными ресницами Матиса, Лика впала в пафос.

– О, я польщен, – галантно поклонился Матис. – Таких предложений мне еще не поступало. Это покруче, чем вступление в масонскую ложу.

– Мы же не евреи, – поддержала разговор Лика. – Откуда у нас ложи?

В глазах Матиса заиграли веселые огоньки. Гоша понял, что даже английский язык не смог замаскировать прорехи в Ликином образовании.

– А вы, Лика, какую специальность собираетесь здесь осваивать? – с явным интересом спросил Матис.

– Я-то? Наверное, социальные науки возьму. Социологию разную. Там думать не надо, только пересказывай, что другие написали.

Матис был в полном восторге. Таким катком по социальным наукам еще никто не проезжал. Это было жестко, остроумно и справедливо по отношению к огромному отряду бесплодных социологов.

– Лика – пловчиха и по совместительству студентка, – словно извиняясь за нее, сказал Гоша. – Она из Беларуси.

– Это почти Франция, только поменьше, – добавила Лика.

– Почему? – хором спросили Матис и Гоша.

– Потому что у нас сыр делают. Моя мама так и говорит: «Зачем нам по миру ездить? Если целый час варить русские пельмени, а потом посыпать то, что от них останется, белорусским сыром, то получится итальянская лазанья».

Матис на пару секунд завис, переваривая шутку, потом взорвался таким заразительным смехом, что Лика порозовела от удовольствия. Чтобы подвести окончательный итог такому приятному знакомству, она спросила:

– Так ты с нами? Будешь в нашем славянском клубе?

Матис перестал смеяться, как-то смутился и начал сосредоточенно рассматривать содержимое своей тарелки.

– Можно взять время на размышление?

Лика пожала плечами. О чем тут думать, когда все так хорошо складывается? Но мужчины бывают такими нерешительными! Лика заметила это еще в детстве, наблюдая за тем, как парни прыгают с вышки в воду. Утвердительно кивнув, дескать, думай на здоровье, она, сославшись на спортивный режим, попрощалась и поехала к выходу из столовой. Ролики поскрипывали в мажорной тональности. Никогда еще Лика не шла коньковым ходом с такой старательной грациозностью.

Каждый знал, что этот обед обогатил их не только калориями. Гоша радовался, что наконец-то встретил редчайший экземпляр – умного гуманитария. А заодоно узнал рецепт лазаньи из пельменей. Лика призналась себе, что, несмотря на изматывающую тренировку, не сможет сегодня уснуть. Всему виной была белозубая улыбка и длинные ресницы Матиса.

А сам