который приспособил под солонку какую-то емкость, а потом оказалось, что это яйцо Фаберже. То есть он категорически не рассматривал свой поступок в такой перспективе.

– Да ладно вам. Ничего такого не случится. Не всплывут эти данные нигде, – хмуро сказал он.

– Почему ты так в этом уверен? – наседал Влад.

Гоша молчал. Он физически не мог говорить неправду.

Влад продолжал:

– Служба безопасности зафиксировала взлом, но не смогла вычислить нарушителя. Если окажется, что это сделал студент Гарварда, то…

Гоша поднял на Влада глаза. В этом взгляде было то, что Гоша не решался сказать вслух.

– Господи, Гоша, – застонал Влад. – Ты идиот? Хотя зачем я спрашиваю? Я же тебя столько знаю! Какого черта ты это сделал? Ты понимаешь, что это однозначное отчисление из университета?

Гоша молчал.

– Говори! – рявкнул Влад.

И Гоша начал каким-то выцветшим голосом рассказывать историю, которая разбухала в его исполнении, как тесто в квашне. От волнения слова путались, смысл петлял, но невозможно же было рассказать эту историю, минуя подробности. Гоша путался в деталях, но не сдавался.

Начал про Зару. Точнее, про просьбу Сергея Игнатьевича. Потому что в чем-то он прав, и стране надо помогать. И в дружбе нет ничего плохого. Хотя с Зарой это вряд ли прокатило бы, потому что Гоша с девушками плохо сходится. Разве что с Ликой, но это не в счет, ведь она пловчиха. Спорт – это хорошо, но лучше тренировать голову. При чем здесь Лика? Да при том, что даже она на Гошу не запала, значит, и Зара не западет. Лика явно на Матиса глаз положила. Кто такой? Француз литовского происхождения, очень умный, хоть и не в том смысле, он даже программировать не умеет. Он по-другому умный. Только странный маленько. И не было бы ничего, если бы мама письмо американскому послу не написала. Хотя она не виновата, ведь не она визы перестала выдавать. И вообще это нехорошо, чужие письма читать. Хотя разведчикам, наверное, можно.

Влад все шире раскрывал глаза и все интенсивнее теребил свои волосы. Видимо, от услышанного они ускоренно седели, и это как-то беспокоило профессора.

К концу Гошиного монолога Влад напоминал человека, который не знает, что ему делать – плакать или смеяться.

– Письмо послу? – Почему-то из всей этой истории профессора зацепил именно этот фрагмент. – Прямо реально написала?

Гоша кивнул. Он вспотел, пока рассказывал, и выбился из сил.

– Вот дает! Есть женщины в русских селеньях… – с плохо скрываемым восхищением сказал Влад. И тут же поправил себя: – Какая глупость! Посол все равно не ответил бы. Это не по протоколу.

В итоге было решено, что Гоша поклянется здоровьем матери больше не посягать на информационную систему Гарварда, а Влад замнет эту историю, списав взлом на мелкое хулиганство русских хакеров, которые в последнее время много шалят. Для убедительности можно поговорить про массу разнообразных ограничений, не оставляющих молодым людям шансов на самореализацию вне таких хулиганских выходок. Выйдет очень убедительно. Словом, Влад знал, как погасить этот пожар.

Это то, что Влад сказал Гоше.

Впрочем, кое-что он ему не сказал. Не сказал, что подумал о Гоше, как только служба безопасности оповестила его о взломе. Нет, Гоша все сделал качественно. Просто у него горел свет в три часа ночи, а Владу как раз не спалось, и он проходил под его окнами. Когда в четыре утра служба безопасности объявила тревогу, Влад вспомнил про окно. Засел за компьютер, поколдовал и окончательно понял, что Гоша в три ночи не книжку читал.

«Кто он мне? Никто!» – злился на себя профессор, в рассветной тиши подчищая за Гошей следы и заводя службу безопасности в тупик. Без его помощи Гоша вряд ли избежал бы разоблачения.

Глава 28. Американский футбол

Приближалось грандиозное событие – футбольный матч между командами Гарварда и Йеля. Речь шла не о простом футболе, а об американском, где можно все: брать мяч в руки и идти на соперника стенка на стенку. Гоша видел американский футбол только в голливудских фильмах и решил, что это не отдельный вид спорта, а гибрид футбола, гандбола, римской борьбы и метания молота. Словом, сильно на любителя.

Однако все вокруг считали иначе. По общему мнению, равнодушие к американскому футболу было сродни особо возмутительному извращению. Раз в год два университета, где учились не самые глупые ребята, превращались в филиалы психиатрической больницы. Вспоминали результаты прошлых лет, горячо обсуждали перспективы предстоящего матча. С обеих сторон находились эксперты, доказывающие неминуемый разгром соперника. Вокруг них роились слабонервные и колеблющиеся, нуждающиеся в психологической поддержке.

Администрация Гарварда обеспечила своих болельщиков билетами и выделила транспорт для поездки в кампус Йеля. Разумеется, бесплатно. Ведь речь шла о спортивной чести университета.

Чем больше Гоша знакомился с жизнью Гарварда, тем меньше восторгов вызывала у него книга про Гарри Поттера. Прочитав ее в детстве, он был зачарован придуманным миром и преданно влюблен в него, а фильм про Гарри Поттера смотрел столько раз, сколько его мама «Иронию судьбы». Теперь Гоша понимал, что Хогвартс – это калька с Гарварда. И даже столовая из фильма о Гарри Поттере была копией гарвардской. Возбуждение вокруг спортивных турниров, придание им какого-то великого смысла – тоже оттуда. Весь антураж книги не имел никакого фантазийного уклона. Книга, по сути, рассказывала о том, что могло бы случиться, если бы в Гарвард пришли учиться волшебники, оборотни и прочий странный народ.

Гоша подал заявку на поездку в качестве болельщика. На то у него было три причины. Во-первых, с детства мама приучила его не разбрасываться бесплатными возможностями. Халява, учила мама, звучит почти как халва. Во-вторых, любое равнодушие к спорту Лика воспринимала на свой счет. Гоша заметил, что под ее рельефной мускулатурой бьется ранимое сердце, и игнорирование спортивного события могло вбить клин в их дружбу. Наконец, было и третье обстоятельство. Пожалуй, самое веское. На игру в Йель обещал приехать Эдик.

В этом месте своих размышлений Гоша ощутил неконтролируемый прилив теплоты в душе. Бледнолицый друг вызывал у него нежное чувство, какое обычно испытывают к младшим братьям. И хотя Эдик был старше Гоши и сумел отучиться целый год в российском университете, прежде чем поступил в свой Массачусетский технологический, Гоша переживал за него как за менее приспособленного к жизни. Гоше казалось, что Эдик из деликатности иногда готов пропустить удар, снести обиду, лишь бы не идти на обострение отношений. Он более церемонно относился к жизни и потому вызывал в Гоше трогательное желание его опекать и защищать.

После последней встречи с Эдиком, когда они вместе ездили за визой в Алма-Ату, связь с ним была очень пунктирной. Гоша не любил набирать буквы. Исключение составляли только знаки, используемые в программных кодах. Любой мессенджер раздражал его