Даже не сомневаюсь, если вскрыть голову любой лассийки, халиски или северянки, у всех будет кое-что общее: они уверены, что халларнца хлебом не корми, дай изнасиловать всех женщин – и мужчин! – на всех завоеванных землях. Что мы как будто живем лишь для того, чтобы каждый день завоевывать право безнаказанно и со всякими извращениями трахать ревущих, сопротивляющихся и покорных баб.

 Эти примитивные люди даже не в состоянии осознать, что секс может приносить удовольствие просто так. И для этого халларнцу достаточно купить себе пару вышколенных наложниц, с молоком впитавших понимание – женщина так же получает удовольствие от мужчины, как и он от нее.

За всю свою жизнь я ни разу не брал женщину силой, хоть моя дикая кошка наверняка думает, что я делаю это каждый день.

Так развлекаются мои солдаты, но я не отец им, а лишь генерал, и вправе казнить и миловать лишь за воинские заслуги, а не за то, куда и как они выгуливают свой член и в кого спускают семя.

И, возможно, даже сейчас, уставший и желающий расслабиться – будь проклят Заклинатель с его резвой женой! – я был бы готов решить свою проблему самостоятельно, не заставляя северянку делать то, от чего она дрожит, словно осиновый лист.

Но она не заслужила моего снисхождения. Весь этот дьявольски поганый день она только то и делала, что воротила от меня нос и фыркала. А я слишком слаб, чтобы истязать себя терпением, которое она, очевидно, абсолютно не ценит.

Что ж, по крайней мере у нее красивая грудь: среднего размера, тугая и налитая, чуть меньше, чем нужно в мою ладонь. И маленькие соски, стоит прикоснуться к ним костяшкой, тут же сморщиваются. Дэми вздрагивает, ведет плечами.

— Даже не думай об этом, - на всякий случай предупреждаю я.

Кел’исс усмирил тьму во мне, но я чувствую, что тварь еще слишком сильная и может снова взять надо мной верх. Лучше не подкармливать ее злостью.

— Мне… не хорошо, господин.

— А мне плевать на твое «нехорошо», - абсолютно от души признаюсь я.

Надеюсь, ей хватит сил не лить слезы и не пускать пузырями сопли, ведь то, как я собираюсь ей воспользоваться – мелочь и баловство в сравнении с тем, что будет потом.

Я приподнимаюсь на локтях, одной рукой сильно сжимаю ее грудь, а другой подтягиваю к себе, заставляю наклониться. Не самая удобная поза, чтобы научить мою дикую кошку ублажать меня ртом, но я просто не дойду до кровати: усталость и алкоголь сделали свое дело.

— Не надо… - слабо просит Дэми.

— Заткнись, - уже почти рычу я.

Только поэтому слишком сильно прикусываю ее вторую грудь: белую кожу прямо над соском, идеальную мгновение назад, а теперь с отпечатком моих зубов и глубокими вмятинами от клыков. Северянка вскрикивает, но, кажется, скорее от стыда, чем от боли.

Я чуть не сошел с ума, пока она с наслаждением протыкала меня иглой, так что теперь получу свое. В точности так, как хочу.

След на коже наполняется кровью, будит во мне то, что я уже и не знаю – мое ли, или часть той сущности, что сидит у меня под кожей. Я слизываю языком выступившие алые капли, и прежде чем Дэми снова открывает рот, обхватываю губами ее сосок, на этот раз нежно посасывая его и проводя языком по чувствительной плоти.

Она дрожит сильнее, до побелевших костяшек мнет в кулаках платье.

И чтобы не затягивать с играми, приходится буквально силой разжать ее ладонь и опустить ее ниже, себе на живот. Она одергивает пальцы, но я отрываюсь от ее груди и на всякий случай говорю прямо:

— Поблажек не будет, кошка. Я устал от твоего дурного нрава. Сделай все, что я хочу, и все закончится быстро. Или я сверну тебе шею.

Я готов это сделать.

Вероятно, даже с осознанием того, что это будет еще один из тех немногих поступков, о которых я буду жалеть, если и не всю жизнь, то довольно долго.

Она послушно обхватывает мой член ладонью где-то посередине.

— Сожми сильнее, - бормочу я, откидываясь на спину.

Северянка сглатывает и исполняет приказ.

— Сверху вниз, - подсказываю, что нужно делать. Если придется разжевывать все, я сдурею, пока дождусь расслабления.

Она делает это крайне нервно: как будто боится, что любое неосторожное движение приведет меня в ярость. Не такая уж это и неправда. Я до такой степени устал, что не хочу тратить драгоценные минуты ясного сознания на бестолковые разговоры.

Приходится положить свою ладонь сверху и показать ей, как нужно. Несколько движений по моему члену мы делаем вместе, и я начинаю привыкать к ощущению тонких мягких пальцев и нервным вздохам каждый раз, когда она задевает мою мошонку.

— Не останавливайся.

 Превозмогая слабость, приподнимаюсь на локтях, чтобы наблюдать за тем, как от ровного хода руки покачивается грудь. Облизываю губы, предвкушая все, что смогу сделать с этими крепкими сосками и белой кожей. И как она будет стонать подо мной. Но не сегодня.

Сегодня она не заслужила ничего.

Демон задери, еще немного, и я просто выключусь.

Я завожу ладонь Дэми в волосы, сжимаю их на затылке и разворачиваю так, чтобы мы смотрели друг на друга через дрожащие тени от огня в очаге. У нее огромные глаза и искусанные губы: не полные, не выразительные, не большие и обещающие удовольствие. Рот простой женщины, которая понятия не имеет, как им пользоваться.

— Брать до конца не обязательно, - говорю я, мысленно упиваясь тем, как расширились ее зрачки. – Пользуйся языком. Лучше прячь зубы. Поверь, тебе будет намного неприятнее, чем мне, когда я разозлюсь.

— Нет! – вскрикивает она.

— Нет? – переспрашиваю я, натягивая волосы так крепко, что у нее немного ползут вверх брови. – Уверена, что нет?

Я дал ей все: тряпки, защиту, свободу. Я подарил ей жизнь.

Я был терпеливее, чем когда-либо.

Так что получу взамен ее рот, хочет она того или нет.

Дэми сглатывает, выжидает еще немного, но все-таки перебирается ниже, усаживаясь у меня между ног прямо перед моим готовым разорваться членом.

— Ты будешь смотреть? – уже как-то совершенно спокойно спрашивает она, когда я еще немного подаюсь вперед.

— Я люблю смотреть.

И не только смотреть.

Она понимает это, когда открывает рот, чтобы обхватить губами мой член, но я надавливаю ладонью ей на затылок, проталкиваясь глубже в теплую влагу. Предупреждающе с шумом выдыхаю, когда северянка задевает меня зубами. Она пытается вырваться, но я еще немного опускаю ее голову, чувствуя характерное сопротивление упругого горла.

Сам отвожу ее голову, даю глотнуть воздуха – и снова насаживаю ее на себя.

Чтобы она там ни думала, я мог бы не играть в эти «уроки любви», а просто поиметь ее в рот так, как мне нужно, заботясь лишь о собственном удовольствии.