Дверь лачуги была заперта на личину, обойдя домишко, яобнаружила чердачное окно и ветхую стремянку. Рискуя жизнью, преодолеланесколько ступеней, к счастью, домишко просел, так что, свались я с лестницы,беда небольшая, но я благополучно достигла окна, стекло в которомотсутствовало, взобралась на чердак и оттолкнула лестницу. Она упала в траву, ая легла на грязный пол чердака и блаженно закрыла глаза.

Где-то через полчаса окончательно стемнело, я выглянула вокно — в ближайших домах горел свет, впереди возле переезда мерцали огни идвигались какие-то тени.

— Пора выбираться отсюда, — пробормотала я,повертела в руках пистолет, позаимствованный у парня, прикидывая, спрятать егоили взять с собой, в конце концов сунула его за ремень джинсов и злочертыхнулась: носить эту штуку таким образом не представлялось возможным.Подумав, я сняла кофту, осталась в одной футболке, а оружие замаскировала этойсамой кофтой, но так тоже было неудобно. Обозленная этими неудачами, я лихоспрыгнула с чердака, подхватила кофту и пистолет и зашагала к улице. Несмотряна поздний час, улица выглядела оживленной, дети носились друг за другом всвете фонаря, в палисадниках сидели старушки и старички, мило беседуя. На меняне обратил внимания только ленивый, должно быть, прохожие здесь редкость. Я жепопулярности не искала и зашагала быстрее.

Одна улица плавно перешла в другую, вскоре я выбралась кавтобусной остановке: автобус как раз разворачивался, и я бросилась к нему.Кроме меня, пассажиров не оказалось, и, пока мы добирались до магазина«Эталон», водитель с энтузиазмом рассказывал об аварии на железной дороге. Из егорассказа следовало, что на переезде горы трупов, три машины всмятку, а машинистскончался от разрыва сердца. Беспокоили меня только машинист и Антон, остальныеграждане на момент последнего свидания были живы-здоровы, а машины жалеть вовсеглупо: в конце концов, это просто груда железа. Мысль об Антоне особенно менятревожила, но я отказывалась верить в его героическую кончину.

У «Эталона» я вышла и почти сразу пересела в такси. Доехавдо Театра музыкальной комедии, спустилась под мост и зашагала к пристани.Сердце стало биться сильнее, и я с некоторым удивлением отметила, что здоровопереживаю. Единственный фонарь почему-то не горел, я поежилась, надела кофту, апистолет сунула в карман джинсов. Он совершенно нелепо торчал оттуда и мешалмне при ходьбе, но сейчас меня занимало другое. Я вышла на пристань иогляделась — ни души. Я вернулась к фонарю, села на землю, вытянув ноги ипривалившись спиной к тумбе неизвестного назначения, стала ждать.

Прошло минут пятнадцать. Если бы мой слух не был такобострен ожиданием, я вряд ли бы услышала шаги, кто-то не спеша приближался кпристани, замер под фонарем и огляделся. Я тихонько свистнула.

— Лариса, — раздалось в ответ, голос звучал мягко.Я, признаться, не сразу вспомнила, что это мое имя, должно быть, сказалисьнедавние приключения.

— Антон? — ответила я, хотя и так было ясно.

Он шагнул в мою сторону, но увидел меня не сразу, потому чтоя продолжала сидеть. Я еще раз свистнула, он наклонился и через минутуустроился рядом.

— Привет, — сказал он весело. — Кости целы?

— Ага. Это выглядело классно, я-то считала, что такбывает только в кино.

Он насмешливо посмотрел на меня, выражение его лица мне непонравилось.

— Хорошо бегаешь, — хмыкнул он.

— Так ведь жить-то хочется.

— Мне вот что пришло в голову: эти ребятки, они велисебя как джентльмены.

— Ты имеешь в виду — не пристрелили меня сразу, анемного погоняли вокруг на своих джипах, точно играли в футбол?

— Не знаю, кто кого гонял. Но выглядело все нескольконеобычно.

— Должно быть, они извращенцы.

— Я тоже так подумал. Палили с трех точек, а в машинуни разу не попали.

— Им надо больше времени проводить в тире. Антонсхватил меня за плечо и развернул к себе.

— Ничего не хочешь мне рассказать? Для пользы дела?

— Для пользы дела я тебе все рассказала, остальное вовред, поверь мне на слово. — Я аккуратно взяла его руку и сняла со своегоплеча, а потом сказала совершенно другим тоном:

— Транспортного средства мы лишились.

— Я приобрел новое.

— Опять позаимствовал?

— А что прикажешь делать? — хохотнул он. — Несвою же тачку гробить? — Говорил Антон вполне миролюбиво, потому я решилаперейти к главному.

— Как думаешь, мы можем вернуться на эти склады?

— Зачем? — удивился он. — Чертова бабазаманила нас в ловушку. Ничего на этих складах мы не найдем.

— А если звонок все-таки был и Таболин поехал туда?

Антон некоторое время молчал, разглядывая меня в темноте.

— Это проще выяснить у самой бабы.

— Если она не дура, то давно смылась.

— Вряд ли, — усомнился Антон. —Предполагается, что мы попали в ловушку, по крайней мере, она в этом уверена, апредупредить ее о том, что мы ушли, вряд ли кто потрудится: она просто пешка, ао пешках забывают сразу после использования.

— Очень поучительно, — кивнула я. — Что,опять поедем в ресторан?

— Поедем, — усмехнулся Антон.

Мы поднялись и зашагали в темноте в ближайший переулок. Наэтот раз Антон позаимствовал «восьмерку», вид у нее был не ахти, но бегала онавполне прилично. На заднем сиденье лежала моя сумка.

— Ты и ее успел прихватить? — удивленно покачала яголовой.

— Там же баксы, — вытаращил глаза Антон.

К ресторану мы подъехали уже к закрытию, на стоянке пососедству виднелись только три машины. В дверях показалась компания, человекшесть — сильно навеселе, загрузились в одну из машин и отбыли. Появился мужчинав темном костюме, этот уехал на красном «Опеле». Минут через пять подъехалотакси, я насторожилась, и не напрасно, из ресторана вышла дамочкабальзаковского возраста, быстро огляделась и бегом направилась к машине.

— Это она, — сказала я тихо, хотя узнать ее былоне так-то просто: в плаще и платочке она выглядела совершенно иначе.

Выждав, когда такси отъедет подальше, Антон тронулся сместа. На проспекте движение было довольно оживленным, но приблизиться к таксимы не рискнули, возле здания городской администрации их машина свернула, и мы,чуть притормозив, тоже. Улица здесь была прямая, как стрела, и мы хорошо виделисигнальные огни такси.