Шаллан скользнула в комнату Балата, держа в руке короткую записку.

Балат вскочил и развернулся. Расслабился.

– Шаллан! Я чуть не умер от испуга.

В маленькой комнате, как и в большинстве комнат особняка, были незастекленные окна с простыми тростниковыми ставнями – сегодня их закрыли и заперли, поскольку приближалась Великая буря. Последняя перед Плачем. Снаружи слуги колотили по стенам, приделывая поверх тростниковых ставней крепкие буревые.

Шаллан надела одно из новых платьев – дорогое, из тех, что покупал ей отец, сшитое по воринской моде, прямое и с узкой талией, с карманом в рукаве. Женское платье. Она также надела ожерелье, которое он ей подарил. Отцу нравилось, когда дочь носила это украшение.

Йушу полулежал в одном из кресел поблизости, растирая в пальцах какой-то стебель, и его лицо приобрело отрешенный вид. За два года, что прошли с тех пор, как кредиторы утащили его из дома, он похудел, но из-за запавших глаз и шрамов на запястьях все равно не очень-то походил на своего близнеца.

Шаллан окинула взглядом узлы с вещами:

– Балат, хорошо, что отец не заходит к тебе. Эти баулы выглядят так, что и слепой бы понял, в чем дело.

Йушу тихонько рассмеялся и потер шрам на запястье другой рукой.

– Мало того, он дергается, стоит служанке чихнуть в коридоре.

– Тише вы оба, – одернул их Балат, наблюдая за окном, где рабочие закрепляли буревой ставень. – Сейчас не время для легкомыслия. Преисподняя! Если он узнает, что я собираюсь уехать…

– Не узнает. – Шаллан развернула письмо. – Он слишком занят – готовится поразить великого князя своим великолепием.

– А не кажется ли кому-то удивительным, – проговорил Йушу, – что мы так разбогатели? Сколько на наших землях месторождений ценного камня?

Балат снова принялся паковать вещи.

– Пока отец этим доволен, мне плевать.

Проблема в том, что отец не был доволен. Да, Дом Давар теперь поднялся – новые каменоломни приносили фантастический доход. Вместе с тем чем лучше шли дела, тем мрачнее становился отец. Бродил по коридорам, ворчал. Срывался на слугах.

Шаллан просмотрела письмо.

– Не вижу радости на твоем лице, – заметил Балат. – Они не смогли его отыскать?

Девушка покачала головой. Хеларан пропал. По-настоящему исчез. Больше никаких контактов, никаких писем; даже люди, с которыми он постоянно связывался раньше, теперь понятия не имели, куда тот отправился.

Балат сел на один из своих узлов:

– Что же мы будем делать?

– Тебе придется решать, – ответила Шаллан.

– Я должен вырваться отсюда. Должен! – Он пробежался пятерней по волосам. – Эйлита готова отправиться со мной. Ее родители уехали на месяц в Алеткар. Момент самый подходящий.

– Что, если ты не сможешь найти Хеларана?

– Я отправлюсь к великому князю. Его бастард сказал, что князь прислушается к любому, кто захочет свидетельствовать против отца.

– Это было много лет назад, – напомнил Йушу, откидываясь на спинку кресла. – Теперь отец в фаворе. Кроме того, великий князь почти покойник, все об этом знают.

– Это наш единственный шанс. – Балат встал. – Я уеду. Сегодня, после Великой бури.

– Но отец… – начала Шаллан.

– Отец велел, чтобы я поехал с проверкой в поселки, расположенные в восточной долине. Навру ему, что этим и займусь, а сам заберу Эйлиту, и мы отправимся в Веденар, пойдем прямиком к великому князю. К тому моменту как отец явится туда через неделю, я уже скажу свое слово. Этого должно хватить.

– А Мализа? – спросила Шаллан. План по-прежнему предполагал, что он заберет мачеху с собой, в безопасное место.

– Не знаю, – ответил Балат. – Он ее не отпустит. Может, когда отец уедет к великому князю, ты отошлешь ее куда-нибудь? Не знаю. Как бы там ни было, мне надо уехать. Сегодня вечером.

Шаллан шагнула вперед и положила руку ему на плечо.

– Я устал бояться, – объяснил ей Балат. – Устал быть трусом. Если Хеларан исчез, то я на самом деле старший. Пришла пора это доказать. Я не стану спасаться бегством и тратить жизнь на догадки о том, преследуют ли нас отцовские прихвостни. А так… а так все будет кончено. Решено.

Дверь распахнулась.

Несмотря на все издевки, что Балат ведет себя подозрительно, Шаллан подпрыгнула в точности так же, как он, и пискнула от испуга. Но это был всего лишь Виким.

– Клянусь бурей, Виким! – воскликнул Балат. – Мог бы хоть постучать или…

– Эйлита здесь, – сообщил Виким.

– Что?! – Балат кинулся вперед, схватил брата. – Она не должна была приходить! Я планировал забрать ее.

– Ее вызвал отец, – объяснил Виким. – Эйлита прибыла только что вместе с горничной. Он разговаривает с ней в пиршественном зале.

– Ох, нет… – выдохнул Балат и, оттолкнув Викима в сторону, ринулся в коридор.

Шаллан последовала за ним, но задержалась на пороге.

– Не делай глупостей! – крикнула она вслед брату. – Балат, план!

Было непохоже, что он ее услышал.

– Все может обернуться плохо, – буркнул Виким.

– Или наоборот, чудесно, – пробормотал Йушу позади них, по-прежнему расслабленный. – Если отец как следует прижмет Балата, может быть, он прекратит ныть и что-то сделает.

Выходя в коридор, Шаллан ощутила холод. Была ли это… паника? Всепоглощающая паника, такая резкая и сильная, что все прочие чувства исчезли без следа.

Этого следовало ожидать. Она знала, что так случится. Они пытались прятаться, пытались сбежать. Конечно, у них ничего не могло получиться.

У матери ведь тоже не вышло.

Виким пробежал мимо нее. Она шла медленно. Не потому что была спокойна, а потому что ее тянуло вперед. Медленный шаг был сопротивлением неизбежному.

Девушка пошла по лестнице вверх, а не вниз, в пиршественный зал. Ей надо было кое-что захватить.

Понадобилась всего минута. Вскоре она вернулась с кошелем, который ей когда-то дали, спрятанным в тайном кармане. Она спустилась по ступенькам, подошла к дверям в пиршественный зал. Йушу и Виким ждали снаружи, напряженно наблюдая.

Они пропустили ее.

В зале, разумеется, орали.

– Ты не должен был этого делать, не обсудив со мной! – орал Балат. Он стоял возле главного стола; Эйлита была рядом, держала его за руку.

Отец возвышался по другую сторону стола, перед ним была недоеденная трапеза.

– Балат, с тобой бесполезно спорить. Ты не слушаешь.

– Я ее люблю!

– Ты дитя, – отмахнулся отец. – Глупое дитя, которое не заботится о своем Доме.