– Ох, Буреотец… – Виким поднял руку ко рту. – Черногибник? Ты…

– В вине, – уточнила Шаллан. – Мализа мертва, она возле кухни. Он зашел слишком далеко.

– Ты его убила, – произнес Виким, уставившись на труп их отца. – Ты его убила!

– Да. – Шаллан чувствовала полное изнеможение. Она проковыляла к Балату и начала помогать Эйлите с перевязкой. Брат был в сознании и стонал от боли. Шаллан кивнула Эйлите, которая принесла ему немного вина. Не отравленного, разумеется.

Отец мертв. Она его убила.

– Что это такое? – вдруг спросил Йушу.

– Не делай этого! – испуганно заорал Виким. – Клянусь бурей! Ты что же, шаришь у него по карманам?

Шаллан обернулась и увидела, как Йушу тянет что-то серебристое из кармана отцовского сюртука. Оно было в небольшом черном мешочке, слегка влажном от крови, и лишь частично выглядывало сквозь прореху от удара Балата.

– Ох, Буреотец!.. – выдохнул Йушу, вытаскивая содержимое. Это было устройство, состоявшее из нескольких серебристых металлических цепочек, которые соединяли три больших самосвета, – один треснул и не светился. – Это то, о чем я думаю?

– Духозаклинатель, – догадалась Шаллан.

– Подними меня, – попросил Балат, когда Эйлита вернулась с вином. – Пожалуйста.

Девушка, поколебавшись, помогла ему сесть. Его нога… нога выглядела ужасно. Им придется вызвать лекаря.

Шаллан встала, вытерла окровавленные руки о платье и взяла у Йушу духозаклинатель. Деликатная металлическая штуковина сломалась там, где по ней ударил меч.

– Я не понимаю, – пробормотал Йушу. – Разве это не богохульство? Разве они не принадлежат королю, чтобы их могли использовать только ревнители?

Шаллан потерла металл большим пальцем. Она не в силах думать. Оцепенение… шок. Вот как это называется. Шок.

«Я убила отца».

Виким внезапно взвизгнул и отпрянул.

– У него нога дернулась.

Шаллан резко повернулась к телу. Пальцы отца спазматически дергались.

– Приносящие пустоту! – воскликнул Йушу. Он посмотрел на потолок, в сторону ярящейся бури. – Они здесь. Они внутри его. Это…

Шаллан присела рядом с «трупом». Глаза шевельнулись, сосредоточились на ней.

– Слишком мало, – прошептала она. – Яд оказался слабым.

– Ох, буря! – воскликнул Виким, присев рядом. – Он еще дышит. Это его не убило, а просто парализовало. – Виким вытаращил глаза. – И он приходит в себя.

– Значит, надо закончить дело. – Шаллан посмотрела на братьев.

Йушу и Виким отпрянули, качая головами. Балат был в полубессознательном состоянии.

Она снова повернулась к отцу. Тот смотрел на нее, его глаза теперь двигались с легкостью. Нога подергивалась.

– Прости, – прошептала Шаллан, расстегивая замочек на ожерелье. – Спасибо за то, что ты сделал для меня. – Она накинула ожерелье ему на шею.

И начала скручивать.

Она использовала рукоять одной из упавших со стола вилок. Набросила один конец застегнутого ожерелья на нее и, крутя, затягивала его все туже вокруг отцовской шеи.

– Ступай-ка спать, – шептала она, – в глухую падь, где тьма вокруг густая…

Колыбельная. Шаллан бормотала сквозь слезы – эту песню отец ей пел, когда она была малышкой и чего-нибудь пугалась. Его лицо и руки были в красных пятнах крови.

– Среди камней, что всех страшней, сомкни глаза свои.

Шаллан чувствовала его взгляд на себе. По коже бежали мурашки, когда она затягивала ожерелье.

– Пусть бури грядут, но уютно тут, ветра колыбель качают…

Шаллан пришлось смотреть, как его глаза вылезают из орбит, как лицо меняет цвет. Его тело дрожало, напрягалось, пытаясь пошевелиться. Он уставился на нее, безмолвно умоляя и укоряя в предательстве.

Шаллан почти могла вообразить, что завывания бури были частью ночного кошмара. Что вскоре она проснется в ужасе и отец ей споет. Как бывало, когда она была малышкой…

– Кристаллов сияет… изысканный лес…

Отец перестал двигаться.

– Ты с песней моей… усни… крошка моя…

Каладин уцепился за руку Шаллан.

Наверху грохотали валуны, врезаясь в плато, отламывая куски, которые сыпались на дно мимо них. Ветер неистовствовал. Вода прибывала, поднималась к нему. Он держался за Шаллан, но их мокрые руки начали скользить.

А потом ее хватка окрепла, словно девушка ощутила внезапный прилив сил. Мощным рывком, который не сочетался с ее хрупкой фигуркой, Шаллан подняла Каладина. Он уперся здоровой ногой, которой уже касалась вода, и вынудил себя преодолеть оставшееся расстояние, чтобы присоединиться к ней в нише, выдолбленной в скале.

Ниша едва ли достигала трех-четырех футов в глубину, меньше трещины, в которой они прятались от ущельного демона. К счастью, обращена она была на запад. Хотя вокруг них вертелся ледяной ветер и летели водяные брызги, основной удар бури принимало на себя плато.

Тяжело дыша, Каладин привалился к стене своеобразного алькова, и Шаллан прижалась к нему. Раненая нога полыхала от жуткой боли. Веденка была теплом в его руках, и он держался за нее так же крепко, как и она за него, – они оба сидели, сгорбившись, у каменной стены, и его голова упиралась в потолок их убежища.

Плато содрогалось, тряслось, точно испуганный человек. Каладин почти ничего не видел; тьма была абсолютной, не считая моментов, когда сверкала молния. И звук! Грохочущий гром, похоже, не был связан с яркими вспышками молний. Вода ревела, точно злобное чудовище, и вспышки озаряли пенящуюся бурную реку в ущелье.

Преисподняя!.. Вода почти достигала их ниши. Она поднялась футов на пятьдесят или больше. Грязная, полная веток, сломанных растений, сорванных со стен лоз.

– Сфера? – спросил Каладин во тьме. – У вас была сфера для света.

– Нету! – прокричала она сквозь рев бури. – Наверное, уронила, когда схватила тебя.

– Я не…

Жуткий громовой раскат в сопровождении ослепляющей вспышки света лишил его дара речи. Шаллан прижалась к нему крепче, вцепилась пальцами в плечо. Перед его взором остались очертания вспышки.

Вот буря! Он мог поклясться, что эти очертания складывались в лицо, до жути искаженное, с разинутым ртом. Следующая молния озарила потоп снаружи чередой трескучих вспышек, и оказалось, что на поверхности воды полным-полно трупов. Течением мимо них влекло десятки мертвецов, чьи глаза были обращены к небесам, а у многих глазницы были пусты. Люди и паршенди.