– Да, княгиня великая, запросто! Мы в Милане учились и в Падуе. Не сомневайтесь даже, изобразим в лучшем виде.

– Лучше не надо, – княгиня скромно потупила очи. – Рисуйте, как есть – красивую. Оплата по готовности, ну и небольшой задаток – на кисти, краски и прочее. Знаю, во Флоренции по флорину в день платят, я же вам дам вдвое, каждому, только срок работы – месяц. Коли согласны, завтра приходите, по паре дюжин золотых получите.

Художники обрадованно переглянулись, но тут же сникли:

– А как же Святая Софья? Мы ж на нее подрядились?

– Подождет Святая Софья! – поднявшись на ноги, повела бровью Елена Михайловна. – С владыкой Симеоном – договорюсь.

Как только их высокородная собеседница отошла, парни чокнулись с такой силой, что едва не разбили бокалы:

– Белиссимо!

– Микеле в Милане помнишь? – выпив, шепнул один другому.

– Это пьяницу-то?

– Не, пьяница – это Никола, а Микеле – приказчик в банке.

– Ну?

– Так он как-то хвастался, будто по шестьдесят флоринов в год зарабатывает. А у нас-то за месяц столько выйдет! Вот повезло-то, братец, – теперь только работай. Ты – большой портрет, а я – медальоны.

Музыканты заиграли потише, разухарившиеся гостюшки вновь уселись за столы да продолжили славить хлебосольных хозяев – государей.

– Князю великому…

– Княгинюшке Елена Михайловне…

– Слава! Слава! Слава!

Егор поставил на стол большой кубок, закусил пряником – больше есть не хотелось вовсе, насытился, придется завтра жирок сбросить – побегать или кому-нибудь из дружинников организовать хорошую тренировочку.

Рядом, за спиной, кто-то покашлял. Вожников повернул голову и с неудовольствием глянул на поклонившегося Феофана, мажордома-тиуна:

– Ну что там еще? Опоздал кто, да теперь страшится войти?

– К тебе вьюнош один, господине. Говорит, по срочному делу, из самой Орды! А еще сказал, что, мол, князь великий знает его хорошо.

– Знаю? Из Орды… Гм… Он где сейчас?

– В людской ждет. Прогнати, сказать, чтоб завтра приходил?

– Ладно… Раз уж знакомый, так гляну быстренько.

Князь поднялся с лавки и, бросив жене: «Милая, я сейчас» – быстро пошел к дверям.

Дожидавшийся в людской молодой человек лет двадцати, в короткой желто-красной бархатной куртке, в европейских штанах-чулках шоссах, стройный, с копною русых волос, при виде князя поспешно снял берет с длинным пером и, поклонившись, сверкнул черными, как ночь, глазами:

– Княже!!!

– Азат! – князь Егор сразу признал своего ордынского друга-врага, несостоявшегося убийцу. – Ты что так нарядился?

– Я здесь в тайности, великий государь, – покусал губу молодой татарин. – И я нынче не я, а уста великой царицы Айгиль-ханум.

– Та-ак! Уста, говоришь? Ну, так не стой, рассказывай… да сперва сядь, испей вот кваску.

Нехорошее предчувствие охватило вдруг Вожникова, вот уж поистине – беда не приходит одна, точнее – одна плохая весть влечет за собой другую.

– Плохи дела, князь Георгий! – тихо промолвил Азат. – Подлые царевичи, сыновья покойного Тохтамыша, вновь подняли мятеж, их войска осадили столицу. Мало того – с севера идут ватаги разбойников хлыновцев. Мы не справимся без твоей помощи, великий князь! И время – дорого.

– Черт! – Егор, не сдержав эмоций, выругался. – Вот вести так вести. То один, то другие… Да что они, сговорились, что ли? Впрочем, очень может быть, что и сговорились. Господи… Час от часу не легче!

Глава 8

Трубы трубили поход

Лето – осень 1418 г. Русия – Любек

Князь Егор недолго думал, как быть. Собирать, сколь возможно быстро, войска, призывать под стяги верных вассалов, да идти выручать Айгиль, дабы не допустить возрождения у своих южных границ старой, разбойничьей и работорговой Орды – а именно такая она и будет в случае прихода к власти кого-нибудь из сыновей Тохтамыша, давних союзников Витовта. И без особой разницы, кто там будет – Кадыр-берды, Джабар-берды, Кепек… или даже – ежели жив еще – неуловимый Джелал-ад-Дин, самый яростный противник великого князя. Кстати, и давнего знакомца – царевича Яндыза нельзя сбрасывать со счетов, сей авантюрист и бродяга долго подвизался при дворе московского князя Василия, вполне может получить от него тайную поддержку… как и от Витовта. Впрочем, от Витовта – все они могут.

В поход, в поход! Немедленно! Пусть бьют боевые барабаны, призывно пусть трубы трубят! Тем более через Нижегородское княжество как раз по пути – заодно и разобраться там с претензиями Юрия Звенигородского к тамошним князьям. Лучше бы замирить, конечно, не хватало еще в собственных землях смуты. Черт! Хлыновцы еще, и эту вольницу усмирить надобно… хотя легче направить в нужное русло – пограбить, по старинному обычаю, богатые ордынские города, те, что отпали от великой ханши Айгиль и подались под алчные длани узурпаторов.

Потянувшись, князь поднялся из-за стола и подошел к развешанным по стенам горницы доспехам, выбирая, какой лучше выбрать? Черненый, миланской работы, панцирь? Или нюрнбергский полный доспех? Или эту вот бригантину с золотыми лилиями французского короля Карла? Нет, для Орды, да для русских земель надо что-нибудь породнее; не выпячивать свой имидж ливонского курфюрста и императора Священной Римской империи, а всячески подчеркнуть образ русского великого князя, не чужого и для Орды. Мало ли на Руси ордынцев? Да как хан Узбек объявил государственной религией ислам, так полным-полно народ отъехало, из самых знатных татарских родов. Все – на Русь, правда, и в Литву тоже – но куда меньше.

Вот! То, что доктор прописал! Вожников с улыбкой погладил ладонью кольчатый, с позолоченными стальными пластинами, колонтарь, над которым, отливая матовым блеском, висел боевой шелом ордынского – восточного – типа, вытянутый, с украшенными узорочьем нащечниками и наносником-стрелою. По краю шлема шла какая-то надпись затейливой арабской вязью, верно, призывала благословенье Аллаха.

– А что ты салад не наденешь? – тихою сапой подобралась сзади жена.

Да так неслышно подошла, князь не повел и ухом, лишь повернувшись, взял княгиню за руку:

– А-а-а, вот и солнце мое! Салад, говоришь?

Елена повела плечом:

– Ну да! Карла французского подарок.

– Это с колонтарем-то его надеть советуешь? – хохотнул князь.

– Да что я, дура? – княгинюшка возмущенно фыркнула и махнула рукою. – Я думала, ты панцирь миланский оденешь… Но раз колонтарь – тогда шелом или мисюрка. И – сабля, не палаш.

– Ты думаешь?

– Сабля к шелому ордынскому куда больше подходит.

– Ну, как скажешь, милая.

В темно-голубом, с шелковыми серебристыми вставками и глубоким вырезом, бархатном платье, сшитом по последней бургундской моде, со стягивающим солнечно-золотистые волосы, усыпанным самоцветами обручем, великая княгиня смотрелась настолько загадочно и заманчиво, что Егор обнял жену за шею и, крепко