Учитывая массовую распространенность фобии, на ней пытались сыграть отдельные политические партии. Так, в газете «Правда» 10 марта была опубликована статья «Люди черного автомобиля»: «Последние дни в Петербурге по ночам носился по улицам черный автомобиль без фонарей. Люди, сидевшие в автомобиле, расстреливали прохожих и в особенности милиционеров. Убито и ранено 15 человек. Кто же они, эти люди черного автомобиля? Оказалось, что это Д. А. Казицын, гласный Городской думы, и его друзья. Итак, петербургская Городская дума находится в руках казицыных. Гласные думы — люди черного автомобиля — давно прославились своим черносотенством и наглым воровством В Петербурге люди черного автомобиля распоряжаются воспитанием наших детей, заведуют больницами, трамваями. Даже милиция учреждена при Городской думе. Такое положение невозможно, недопустимо. Нужно немедленно целиком и без остатка вырвать вовсе городское хозяйство из рук стародумцев, — из рук людей черного автомобиля»[2492]. Хотя в статье, как мы видим, давалась вполне рациональная трактовка образа, словосочетание «люди черного автомобиля» демонизировало политических противников большевиков.

Ил. 189. Черный автомобиль // XX век. 1917. № 14. С. 14

Конечно, не стоит переоценивать массовость распространения данной фобии. Образованная публика относилась скептически к подобного рода информации, тем более что городская сатира не могла не отреагировать на представившийся повод высмеивания предрассудков, внося в души своих читателей некоторое успокоение. В сатирических журналах начали появляться карикатуры, связывавшие появление слухов о «черных авто» со страхами неопытных студентов-милиционеров, взваливших на себя в первые месяцы революции непосильное бремя охраны общественного порядка[2493]. В журнале «Трепач» создавался образ милиционера, дрожавшего и прятавшегося от каждого звука, похожего на рев приближавшегося автомобиля; в журнале «XX век» появилась карикатура, изображавшая мчавшуюся в автомобиле тень с револьвером, из фар бил черный свет, а под рисунком располагалась надпись: «У обывательского страха глаза велики, или таинственный неуловимый автомобиль, разъезжающий по Петрограду и наводящий ужас на ветхих старушек и малых ребятишек»[2494] (под последними часто имелись в виду милиционеры. — В. А.) (ил. 189). В апрельском номере «Бича» под карикатурой под названием «Милиционеры» был приведен их диалог: «Товарищ, видите — приближается… Уж не черный ли автомобиль? — Да ведь — один человек… И пешком. — Что-ж, что пешком… Черный автомобиль — он тоже не на лошади!»[2495]

В том же журнале в мае 1917 г. появился фантасмагорический фарс под названием «Черный автомобиль», высмеивавший обывательские страхи. В нем главарем шайки, разъезжавшей на черном автомобиле и расстреливавшей прохожих, был бывший гусар Акакий Косоворотов, а прочими членами банды — коты и кошки. Автор описывал шофера авто следующими словами: «Была ночь. На углу Невского и Фонтанки остановился черный таксомотор. У рулевого колеса сидел шофер небольшого роста, в толстых перчатках, скрывавших его руки, и в странной, чересчур плотно облегающей тело меховой дохе. Круглые дымчатые очки закрывали верхнюю половину его физиономии, но вглядевшись пристальнее, можно было убедиться, что шофер не человек, а рослый сибирский кот, любимец Косоворотова»[2496]. Рассказ заканчивался тем, что пуля милиционера убивала Косоворотова, а кот съедал сердце бывшего хозяина и, закутавшись в плащ, уходил в ночь. Примечательно, что для самого автора этого рассказа образ преступного черного автомобиля не прошел бесследно: спустя 11 лет, будучи уже известным писателем, он вернулся к нему в одном из своих последних романов «Бегущая по волнам», создав образ банды, посягнувшей на городскую легенду: «Нарядный черный автомобиль среди того пестрого и оглушительного движения, какое происходило на площади, был резок, как неразгоревшийся, охваченный огнем уголь. В нем сидело пять мужчин, все некостюмированные, в вечерней черной одежде и цилиндрах… — Вот они! — закричал Бавс. — Вот червонные валеты карнавала!»[2497] Любопытно, что А. С. Грин связал легенду о банде «черного автомобиля» с другой легендой из криминальной хроники конца XIX в. — о банде «червонных валетов». Вероятно, обе можно отнести к одной устной традиции городского криминального фольклора, с которыми был хорошо знаком молодой сотрудник столичных газет и журналов. Также нельзя не обратить внимания на то, что кот Васька, главный герой рассказа Грина 1917 г., кажется прототипом другого известного литературного персонажа — кота Бегемота, тем более что о влиянии Грина на творчество М. А. Булгакова упоминалось в исследовательской литературе[2498]. Примечательно, что Бегемот является обладателем «кавалерийских усов», а Васька имеет «гусарское происхождение», а также обращает на себя внимание сходство концовок произведений: у Грина коты разбегаются по городу, у Булгакова начинается массовый отстрел котов.

Продолжая тему литературных аллюзий, нельзя не вспомнить другой рассказ 1917 г. — «Колесница дьявола», написанный менее известным писателем Валентином Франчичем. Главные герои рассказа — чудовищный автомобиль и его изобретатель инженер Рок (еще один возможный литературный прототип булгаковского персонажа). Франчич описывает попытку контрреволюционного мятежа в выдуманной стране, в которой народ только недавно обрел свободу. Отрекшийся царь-палач, опирающийся на остатки полиции и сумасшедшего изобретателя Рока, пытается вернуть себе власть. Построенная Роком «чудовищная машина», «орудие дьявола», давила и резала людей и, перерабатывая их трупы, двигалась дальше: «Я бросил быстрый взгляд в сторону „улицы Шамбора“ и увидел черный силуэт, достигавший в вышину не менее трех этажей, а в длину имевший, по крайней мере, саженей десять-двенадцать. С громким пыхтением и пронзительным воем он прокладывал себе путь в живой человеческой толпе, оставляя позади себя трупы убитых и раненых, сопровождаемый воплями ужаса, бешенства и предсмертными стонами»[2499]. В конце концов черная машина сломалась, не выдержав нагрузки. Несмотря на относительно оптимистический финал, Франчич выразил в нем предчувствие гражданской войны, хотя в момент публикации рассказа — июнь 1917 г. — явных признаков ее еще не было[2500]. Учитывая широкий контекст значения слова «автомобиль», данный образ черной дьявольской колесницы входит в один дискурс с образом «черного авто». Встречаются в литературе периода революции и прямые указания на демоническую природу именно «черного авто». Так, весной 1917 г. поэт Валентин Горянский (Иванов) в стихотворении «Вселенское» называл черный автомобиль приметой ада-города: «У черных ли машин в аду-городу, / Там ли, где все еще никнут вязы». Эти строки отсылают к упомянутому стихотворению «Адище города» с тем примечательным отличием, что у Маяковского автомобили были рыжими, а у Горянского черными. Таким образом, разбираемые слухи о «черных автомобилях», будучи отчасти порождением беллетристики и устных городских легенд, сами косвенно повлияли на складывавшуюся литературную традицию.