Общества, где условия сделки для женщин лучше — и традиционные, и современные, — это, как правило, общества, в которых меньше организованной преступности (глава 8). Это очевидно в случае племен и коалиций, которые готовы к военным действиям, чтобы похищать чужих женщин или мстить за похищение своих: вспомним, например, яномамо и греков гомеровских времен (главы 1 и 2). Но и для современных стран это положение подтверждается контрастом между низким уровнем политического и судебного насилия в ультрафеминистических демократиях Западной Европы и высоким его уровнем в живущих по законам шариата государствах Африки и Азии, где практикуют женское обрезание, побивание камнями за адюльтер и обязательное ношение паранджи (глава 6).

Феминизация не сводится к буквальному наделению женщин правом решающего голоса по вопросам вступления в войну. Она может принимать форму отказа общества от культуры мужской чести, одобряющей жестокое возмездие за оскорбления, закалку мальчиков физическими наказаниями и прославление воинской славы (глава 8). Этим путем шел прогресс в демократиях Европы и развитого мира, а также в голосующих за демократов штатах Америки (главы 3 и 4). Некоторые консервативные исследователи с горечью убеждали меня, что современный Запад ослаблен потерей таких добродетелей, как храбрость и доблесть, и расцветом материализма, легкомыслия, распущенности и женоподобия. Я исхожу из допущения, что насилие всегда плохо, если только оно не помогает предотвратить еще большее насилие, но мои оппоненты правы — это оценочное суждение и нет никаких логических оснований во всех случаях ставить мир выше чести и славы. Но я думаю, что потенциальные жертвы всей этой мужественности заслуживают права слова в нашем споре, а они вряд ли согласятся, что их жизнь и здоровье — справедливая цена за прославление маскулинных добродетелей.

Феминизация — усмиряющий фактор еще по одной причине. Социальные и сексуальные установления, учитывающие интересы женщин, осушают болота, в которых кишит жестокая межсамцовая конкуренция. Одно из таких установлений — брак, где мужчины обязуются инвестировать в детей, которых они произвели на свет, а не конкурировать с другими мужчинами за сексуальные возможности. Брак снижает уровень тестостерона у мужчин, как и вероятность того, что они будут вести преступную жизнь, и, как мы уже знаем, уровень убийств в Америке упал в 1940–1950-х гг., когда браков заключалось больше обычного, вырос в отрицающих брак 1960-х и 1970-х и остается высоким в афроамериканских кварталах, где характерны низкие показатели заключения браков (глава 3).

Численное равновесие тоже помогает осушать эти болота. Неконтролируемые сообщества, целиком состоящие из мужчин, какими были ковбойские и шахтерские городки американского фронтира, практически всегда переполнены насилием (глава 3). Запад был диким, потому что заселялся молодыми мужчинами, в то время как молодые женщины оставались на Востоке. Но в обществе может наблюдаться перевес мужчин и по другой, более зловещей причине — потому что часть женщин была абортирована или убита при рождении. В статье «Избыток мужчин, дефицит мира» («A Surplus of Men, a Deficit of Peace») политологи Валери Хадсон и Андреа ден Боер показали, что давняя китайская традиция убивать новорожденных девочек привела к росту числа не нашедших себе пару мужчин[1940]. Это всегда бедные мужчины, потому что у богатых больше шансов найти себе женщину. Эти «сухие ветки», как называют их в Китае, сбиваются в банды искателей приключений, которые конфликтуют друг с другом, грабят и терроризируют оседлое население. Они могут составить настоящую армию, угрожающую как местной, так и центральной власти. Выбор у правительства невелик: либо безжалостно громить такие банды, либо попытаться привлечь их к сотрудничеству, что обычно требует принятия мачистской философии. Лучшее, что может придумать лидер, так это перенаправить разрушительную энергию в другое русло, отослав членов банд в чужие земли в качестве рабочих мигрантов, колонистов или солдат. Если же лидеры враждующих стран попытаются избавиться от лишних мужчин одновременно, результатом может стать безжалостная война на истощение. Хадсон и ден Боер пишут: «В каждом обществе полно сухих веток, которыми можно пожертвовать в таком конфликте — и заботливое правительство будет счастливо избавиться от них»[1941].

Традиционный фемицид, к которому в 1980-х присоединилась индустрия выборочных абортов, ввел дозу лишних мужчин в структуру населения Афганистана, Бангладеш, Китая, Пакистана и некоторых частей Индии (глава 7)[1942]. Излишек мужчин не сулит ничего хорошего для мира и демократии в этих регионах в ближайшем будущем. В долгосрочной перспективе усилия феминистских и гуманитарных организаций, озабоченных правом эмбрионов женского пола дожить до своего первого вдоха, помогут уравновесить соотношение полов. Да и правительства этих стран могут наконец разобраться в основах демографии и начать поощрять желание растить дочерей. Благодатный поток новорожденных девочек приведет с течением времени к снижению жестокости общества. Но пока не родится и не вырастут первые когорты с равным соотношением полов, этим социумам предстоит трудная дорога.

Уважение, которое общество проявляет к интересам женщин, связано с уровнем насилия еще и следующим образом. Насилие — проблема не только слишком большого числа мужчин, но и слишком большого числа молодых мужчин. Как минимум в двух крупных исследованиях было показано, что страны, где доля молодых мужчин велика, чаще вступают в межгосударственные и гражданские войны (глава 6)[1943]. Демографическая пирамида с высоким процентом молодежи в основании опасна не только потому, что молодые мужчины, превосходя по численности старшее, более осторожное население, способны устроить ад на земле. Опасность еще и в том, что эти молодые мужчины будут лишены статуса и партнерши. Неэффективная экономика стран развивающегося мира не может легко приспособить избыток молодежи к делу, оставляя множество мужчин безработными или недостаточно занятыми. А если в обществе к тому же принята официальная или фактическая полигиния и молодые женщины узурпируются старшими и богатыми мужчинами, излишек непристроенной молодежи превращается в излишек непристроенных молодых мужчин. Терять им нечего, и они могут найти себе занятие и цель в бандах, вооруженных формированиях и террористических ячейках (глава 6).

Название «Секс и война» (Sex and War) звучит как идеальная приманка для парней, но эта вышедшая недавно книга — манифест, призывающий к расширению прав женщин[1944]. В ней репродуктивный биолог Малкольм Поттс, политолог Марта Кэмпбелл и журналист Томас Хэйден убедительно доказали: в обществах, где женщины получают доступ к контрацепции и вольны выходить замуж на собственных условиях, они производят на свет меньше потомков, чем там, где мужчины превращают их в репродуктивные машины. А это, в свою очередь, значит, что основание демографической пирамиды в таких странах становится уже. (Сегодня социологи уже не считают, что снижению скорости прироста населения должен предшествовать рост благосостояния страны.) Поттс и его соавторы доказывают, что предоставить женщинам контроль над их репродуктивными возможностями (вечное поле битвы в биологическом сражении полов) сегодня, вероятно, самый эффективный способ снизить уровень насилия в горячих точках мира. Но эмансипация часто сталкивается с сопротивлением со стороны патриархальных мужчин, желающих сохранить контроль над репродуктивными возможностями женщин, и религиозных институтов, запрещающих контрацепцию и аборты.