Т. весной 1921 года создает в Питере литературную группу «Островитяне», а в ноябре того же года входит в состав «Серапионова братства». А главное — на деньги, вырученные, — как он сам рассказывает, — «от продажи двух пар белья и двух седел»[2923], — выпускает книгу стихов «Орда» (1922). За нею почти без перерыва следует «Брага» (1922) и…

Столь ослепительный дебют вряд ли знала русская поэзия. На первые публикации «Островитян» откликнулся чуткий Л. Троцкий: «У них слышатся живые ноты. По крайней мере у Тихонова, молодого, свежего, обещающего»[2924]. Н. Гумилев в надписи на своем «Шатре» назвал Т. «отличным поэтом»[2925]. «Объявился замечательный поэт — Николай Тихонов. Лучше Гумилева. Вся молодежь ему в подметки не годится», — уже 10 февраля 1922 году сообщает Горькому М. Слонимский[2926]. «Это неоценимый интереснейший человек, а стихи его я считаю событием в нашей поэзии», — 22 ноября к тому же Горькому адресуется Л. Лунц[2927]. И К. Федин согласен: «У Тихонова изумительные стихи. <…> Пастернак, Маяковский уже позади. Он теперь один на поле, веселый и крепкий»[2928]. И И. Соколов-Микитов подтверждает: «Тихонов стоит тысячи Пастернаков и Мандельштамов»[2929]. И Горький согласен: «Тихонов для меня уже и теперь выше Есениных всех сортов»[2930]. Да вот и Б. Пастернак в письме Т. признается: «Вы поэт моего мира и понимания, лучше не скажешь и нечего прибавить»[2931].

Все будто сговорились, хотя… В. Маяковский, С. Есенин, А. Ахматова, О. Мандельштам этих восторгов, кажется, не разделяют. Однако В. Каверин, В. Шкловский, Л. Гинзбург, другие строгие ценители отзываются о Т. исключительно комплиментарно, а Ю. Тынянов посвящает его балладам отдельную главу в знаменитой статье «Промежуток» (1924)… И этого достаточно, чтобы за Т. закрепилась слава, может быть, первого по своему происхождению советского поэта, чьи стихи пусть и не славят революцию так оголтело, как у рапповцев и «комсомолят», но обогащают пресноватый социалистический канон привлекательными романтическими нотами.

Он, если вспомнить слово, любимое Луначарским и Троцким, образцовый попутчик. То есть в партию не вступает, литературных боев сторонится, лишнего никогда не говорит, но к власти всегда лоялен и ее правоту поддерживает без колебаний. Неудивительно, что в 1930-е годы, когда самых «неистовых ревнителей» приструнили, эта позиция пришлась как нельзя более кстати — на Первом съезде советских писателей Т. не только поручают сделать содоклад о ленинградской поэзии, но и огласить в день открытия состав почетного президиума во главе со Сталиным. «Жить он будет, но петь — никогда», — прислушиваясь к тому, как торжественно в этих речах вибрирует голос Т., вздохнул В. Шкловский[2932].

И действительно, стихи, стоящие любви и включения в антологии, в новых книгах Т. встречаются все реже, патетика заглушает природный лиризм, а «фирменная» романтичность кажется уже казенной. Зато его, — как заметила Н. Громова, — «номенклатурная звезда»[2933] восходит все круче, и в дни Большого Террора, когда арестовывают подряд всех секретарей Ленинградской писательской организации, именно Т. назначают ее председателем.

Органы, впрочем, тоже не дремлют и, судя по опубликованным ныне протоколам допросов, именно его же втайне определяют на роль вождя некоего глобального антисоветского заговора. И более того — когда в июле 1938 года готовились списки писателей к награждению орденами, Т. был отмечен Берией среди тех, на кого «в распоряжении НКВД имеются компрометирующие документы в той или иной степени…»[2934].

Сталин, а он и только он решал, «кому быть живым и хвалимым», мог бы прислушаться. Так ведь нет же, Т. не тронули — и в январе 1939 года он получил орден Ленина, потом три Сталинские премии, и все первой степени (1942, 1949, 1952)[2935], два с половиной года руководил Союзом писателей СССР (февраль 1944 — август 1946)[2936], стал (с 1946 года и до конца дней) депутатом Верховного Совета СССР, а в 1949 году был назначен председателем Советского комитета защиты мира.

И лучше этого поста в советской иерархии не было ничего. Теперь уже можно было пожизненно восседать в президиумах, странствовать по миру в комфортной роли особо важной персоны или, — как ядовито откликнулся В. Кирпотин, — «свадебного генерала»[2937], общаться с президентами и такими же, как он, «борцами за мир во всем мире»…

А в кляузные, мелкотравчатые писательские дела больше не входить. Он и не входил — за исключением случаев особой значимости. И мы помним, что именно Т. председательствовал 27 октября 1958 года на заседании, где Пастернака, друга его молодости, исключали из Союза писателей. И что он, возглавляя Комитет по Ленинским премиям, мог бы в апреле 1964 года проголосовать за кандидатуру А. Солженицына и тем самым, — говорит А. Твардовский, —

увенчать свою пустопорожнюю старость поступком, который окрасил бы всю его литературную и гражданскую жизнь самым выгодным образом, но этот «седой беспартийный гусь» предпочел другое — поделом ему презрение, в лучшем случае — забвение[2938].

И, наверное, всё — включая подписи под коллективными заявлениями против А. Синявского и Ю. Даниэля (1966), А. Сахарова и А. Солженицына (1973) — могли бы искупить новые книги, и они издавались во множестве (библиографы насчитывают 162 книги, выходившие свыше 400 раз на 50 языках народов мира), но кто же их теперь помнит, даже прозаический сборник «Шесть колонн», в 1970 году удостоенный Ленинской премии?

И значит ли что-нибудь теперь, что именно Т., и без того осыпанный всевозможными государственными почестями, стал первым среди писателей Героем Социалистического Труда (1966)?

Все равно в читательской памяти если что и осталось, то «Баллада о гвоздях», лучшие стихи из «Орды», «Браги», может быть, из «Поисков героя» (1927) и «Стихов о Кахетии» (1935), написанных тогда, когда Т. не обменял еще свой самородный талант на статус литературного вельможи.

Соч.: Стихотворения и поэмы. Л.: Сов. писатель, 1981 (Библиотека поэта. Большая серия); Собр. соч.: В 7 т. М.: Худож. лит., 1985–1986; Перекресток утопий: Стихотворения, эссе. 1916–1929. М.: Новый ключ, 2002; Из могилы стола. М.: Изд-во имени Сабашниковых, 2005.

Лит.: Шошин В. Поэт романтического подвига: Очерк творчества Н. С. Тихонова. Л.: Сов. писатель, 1976.

Торопыгин Владимир Васильевич (1928–1980)

Его сейчас мало кто помнит. И зря, думается, так как Т. являет собою типический пример того, что в годы Оттепели можно было, во-первых, обрести респектабельный писательский статус даже при весьма умеренном таланте[2939], а во-вторых, что, даже и при вполне успешной литературной карьере, можно было сохранить репутацию человека сердечного, компанейского, доброжелательного или, во всяком случае, незлобивого.

Дебютировал он еще школьником — стихами в «Пионерской правде» (1945), а через год после окончания Ленинградского университета (1951) выпустил первую книгу