совещание. Вдруг Казанович как закричит: «Это черт знает что! Еще вы будете бегать!» Оказывается, случилась беда. Погиб гренадерский батальон Алексеевского полка. Его окружила красная кавалерия. Шесть атак были отбиты, но когда батальон стали расстреливать пулеметами с тачанок, то гренадеры бросились бежать кто куда и были изрублены. Десять человек попали в плен, 17 человек удрали и вернулись к нам. Станица Ахтырская большая и богатая; мы себя хорошо чувствуем в ней и уже завели знакомства. Вечером для нас зарезали жирного барашка, что было весьма кстати после севастопольской скудости.

Августа 4-го. Рано утром выступили в поход Казанович со своим штабом и наша команда связи. Частью едем, частью шагаем. Недалеко от Ахтырей, возле железнодорожного моста, увидели место гибели гренадер. Всех убитых, числом 58, уже сложили в два ряда у братской могилы. Все в одном белье, изрублены и изуродованы. К вечеру прибыли на Лохвицкие хутора. Мне приказали провести телефон от хуторов и включить его в железнодорожную телеграфную линию. Поехали я, поручик Пучков и капитан Шимановский. После полуночи закончили работу и вернулись на хутор.

Августа 5-го. Рано утром двинулись дальше. Жара. Тут я увидел в первый раз, как люди валятся с ног от жары и усталости. Я думал раньше, что это только картинное выражение. Валились с ног юнкера Константиновского училища. Видишь, как человек шатается, у него ноги заплетаются, он валится на землю. Его поят водой, поднимают на ноги, и он шагает дальше. Не знаю, или я трехжильный, или просто меньше ходил, но я ничуть не собирался падать. Дошли до нас известия о подвигах генерала Бабиева. Это тридцатилетний генерал, раненный семнадцать раз. Надо заметить, что в Белой армии почти не было людей, не раненных хоть раз. Сам Врангель был ранен два раза. У Бабиева под начальством служил полковник Бабиев362 – его отец. Так вот этот Бабиев застукал ту кавалерию, что побила наших гренадер, и обратил их в рубленое мясо. Пленных он не брал. Оказывается, красные по дороге зарезали 20 человек из пленных гренадер. Кроме того, Бабиев захватил бронированный автомобиль под именем «Пролетарий». Команда автомобиля, видя, что не уйдешь, взорвала внутри ручную гранату, которая и убила всех четверых, находившихся там. Автомобиль переименован в «Бабиев». Бабиев храбрый боевой генерал, но только гоняет своих людей и лошадей до полного изнеможения. К вечеру прибыли в станицу Староджерелиевскую. У нас образовался большой обоз из обывательских подвод, в станице толкотня, и я с трудом нашел свой штаб.

Августа 6-го. Рано утром мне приказали провести телефон из штаба на вокзал, но, едва я его построил, приказали снять. Мы двинулись дальше вдоль линии железной дороги к станции Тимашевская. Начальник станции Джералиевка сказал нам, что только с одной этой станции красные вывезли 200 000 пудов хлеба. Вот для кого берегла хлеб Кубанская Рада! Он же нам рассказал, что вчера расстреляли остальных гренадер, числом 71. Я их видал лежащими в ряд в одном белье на площади у церкви.

Мы включились в линию железнодорожного телеграфа и проверяли его. При одной из таких проверок мы долго не могли добиться толку – слышали какой-то беспорядочный разговор. И вдруг слышим резко и отчетливо: «Белые, оглядывайтесь назад да берегите уши, через час будет вам концерт». Мы поспешно сняли телефон и двинулись на станцию Тимашевская. Прошел не час, а два, но концерт вышел в нашу пользу. По дороге мы увидели испорченный автомобиль, окруженный нашими. В нем сидели два раненых красных командира. Один из них – начальник дивизии, расстрелявший наших гренадер, и с ними советская сестра милосердия. Какие гнусные рожи! Начальник дивизии полулежал, он был смертельно ранен, к его счастью.

К вечеру прибыли в Тимашевскую. Это большая станица и узловая станция. Сегодня она взята нашими. Вокзал разбит нашей артиллерией. Тут началась для меня сильнейшая работа. Нет отдыха ни днем, ни ночью. Мы проводим новые линии, снимаем старые, заряжаем элементы, ремонтируем аппараты. Иногда еще я зашифровываю телеграммы. Материалов не хватает; начальство ругается; страшная суета и хлопоты. Наши войска двинулись куда-то вперед и имеют успех.

Августа 8-го. Алексеевский полк пригнал около 1000 пленных. Все это михрютки не старше 20 лет из Пермской губернии. Дикая орда, настоящие бараны, глупые рожи. Даже язык малопонятный. Шинелей нет – только винтовки в руках и патроны в карманах; только обувь довольно хороша. Все уверяют, что служили у Колчака. Неизвестно, правда ли это. Их разобрали по разным частям. Попало несколько человек и в нашу команду. Сегодня к нам в штаб прибежал босой оборванный человек, без шапки, трепещущий, растерянный и искусанный комарами. Это оказался некий есаул Крупнов, до сего времени сидевший в камышах. Его одели, накормили и приняли на службу в штаб. Сегодня вечером мне дали шифровать телеграмму Казановича к Улагаю. Казанович пишет, что противник держится пассивно, что указывает на его слабость. Поэтому завтра предполагается двинуться дальше на станицу Медведевскую. Частные сведения несколько иные – говорят, что в степи видны огни и движение войск.

Августа 9-го. Мы заказали своей хозяйке вареники с сыром и мирно ожидали их появления, когда вдруг в нашем саду разорвался снаряд. Поднялся переполох, я побежал в штаб. Там суета, работают вовсю телеграф и телефон и происходит совещание начальства. Прибыл начальник штаба десанта генерал Драценко. Он – бывший начальник оперативного отдела Кавказского фронта. Известия поступают со всех сторон, и довольно тревожные. Красные наступают на Тимашевку значительными силами. Оно и видно. Снаряды падают к нам на площадь довольно часто, и за станцией начался бой. Рокочут пулеметы, и щелкают винтовки. С нашей стороны дерутся юнкера-алексеевцы и Алексеевский полк, укомплектованный красными пленными. Нарастает тревога, пальба усиливается.

Мое положение весьма затруднительное: с одной стороны, нужно будет своевременно убрать линию и аппараты, а с другой стороны – они нужны до последней минуты. Бой разгорается, перед штабом появился наш броневик. Свищут пули и сбивают листья с деревьев. Появились раненые. Привели здоровенного казака с простреленной грудью; он истерически плакал. Вдруг из штаба определенно приказали снимать линию, и за этим началось бегство. Снять линию не успели, а только посрывали аппараты со столов и на ходу побросали в повозки, и весь обоз двинулся из станицы. Жара, пыль, пальба. Корнет Гейне с револьвером в руках наводил порядок. По дороге разбилась наша двуколка; груз сняли, а ее бросили. Выехали мы за станицу и понемногу успокоились. Мы отступаем на станицу Днепровскую. Пропали вареники! Вот тебе и пассивный противник!

Когда мы уже подъезжали