Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Утром 24 января Черчилль опять почувствовал себя плохо. «Все как в тумане», – пожаловался он лорду Морану. Тот заверил его, что это не инсульт. «Из-за сильного переутомления, – сказал он, – у вас происходят артериальные спазмы».
Предвыборная кампания продолжалась. Чтобы готовить выступления, Черчилль пригласил в помощь двух молодых людей – Реджинальда Модлинга, будущего канцлера Казначейства, и Джорджа Криста, редактора еженедельника Консервативной партии. Они помогли ему подготовить речь для выступления в его избирательном округе 28 января, в которой он обрушился на национализацию, проведенную лейбористским правительством. В 1945 г. был национализирован Английский банк, в 1946-м – уголь, гражданская авиация и транспорт, в 1947-м – электричество, в 1948-м – газ. Билль о черной металлургии, принятый во втором чтении в ноябре 1948 г. и для вступления в силу ожидавший лишь победы лейбористов, «мы аннулируем», заявил Черчилль. Это обещание он повторил 4 февраля в Лидсе.
Из Лидса Черчилль переехал в Кардифф, где процитировал слова Ллойд Джорджа, сказанные двадцать пять лет назад: «Социализм – это общность в оковах». Из Кардиффа Черчилль уехал в Девонпорт, чтобы выступить в предвыборной кампании Рэндольфа. Потом отправился в Эдинбург, где 14 февраля говорил о своей надежде найти «более возвышенное и благородное основание для мира», чем атомная бомба. Он сказал, что «не может не возвращаться к мысли о новых переговорах с Советской Россией на самом высоком уровне». Затем, впервые употребив слово «саммит», в смысле переговоров мировых лидеров, он сказал: «Меня привлекает мысль приложить максимум усилий для наведения мостов между двумя мирами, чтобы каждый жил своей жизнью, если не в дружбе, то, по крайней мере, без ненависти холодной войны. Постарайтесь запомнить мои слова, потому что я не всегда оказываюсь не прав. Невозможно представить, что можно ухудшить положение дел переговорами».
Выразив надежду, что переговоры на саммите могут способствовать окончанию холодной войны, Черчилль вернулся в Лондон, а оттуда – в Чартвелл. На следующий день, 16 февраля, широко распространилось известие о его смерти. Он немедленно сделал заявление для прессы: «Из многих источников меня проинформировали, что сегодня утром я умер. Это абсолютная ложь, но яркий пример развернувшейся ныне клеветнической кампании. Было бы куда профессиональнее попридержать эту дезинформацию до дня выборов».
В предвыборном политическом обращении Консервативной партии по радио 17 февраля Черчилль призвал Британию «одним движением плеч стряхнуть с себя» социализм. Затем уехал в Манчестер и последний раз выступил перед днем голосования. 23 февраля он проголосовал в своем избирательном округе и вернулся домой на Гайд-парк-гейт, чтобы следить по радио за первыми итогами голосования. Их начали объявлять под утро, а к полудню 24 февраля стало ясно, что лейбористы остаются у власти. Но, принимая во внимание девять мест либералов, лейбористы сохранили перевес всего в шесть голосов.
Оба зятя Черчилля, Дункан Сэндис и Кристофер Соумс, победили в своих округах. Рэндольф проиграл, хотя и немного. Это была его четвертая неудачная попытка пройти в парламент. Черчилль остался лидером оппозиции. В консервативных кругах начались разговоры о замене его на более молодого, скорее всего – на Энтони Идена. Но Черчилль был уверен, что сумеет привести партию к победе на следующих выборах, ждать которых оставалось недолго. Один проигравший кандидат, Энтони Барбер, который через двадцать лет станет канцлером Казначейства, написал ему: «Для большинства молодых кандидатов, таких как я, является источником огромного вдохновения иметь у руля человека таких личных качеств и с таким опытом, как вы. Надеюсь, вы не сочтете дерзостью или банальностью, если я скажу, что ваше руководство после окончания войны было одним из важнейших факторов, которые вернули нашу партию на ее нынешнюю позицию».
Черчилль вернулся в Чартвелл, чтобы успеть закончить четвертый и пятый тома мемуаров до следующих выборов, и оставить заключительный том на потом. Часто работая до позднего вечера, он диктовал большие куски текста своей новой секретарше Джейн Портал, вместе с тем продолжая в парламенте активно критиковать правительство Эттли. Он выступал 7 и 16 марта. Генри Ченнон записал в дневнике 16 марта: «Уинстон говорил в дебатах по обороне более часа и, похоже, находится в прекрасной форме. Вовсе не потухший вулкан». 28 марта Черчилль снова выступил в парламенте, настаивая, что пришло время включать Западную Германию в оборонительную систему Запада. «Британия и Франция вместе, – сказал он, – должны протянуть руку дружбы Германии и тем самым наконец оживить всю Европу».
16 мая Черчилль был почетным гостем на обеде, который устраивал «Комитет-1922» – консерваторов-заднескамеечников. Он понимал, что его речь станет проверкой, насколько они желают и дальше видеть его лидером партии. Он тщательно готовился, выбирая наиболее важные, на его взгляд, аспекты внутренней и международной политики партии. «Право личности на свободу, – говорил он, – прекращение национализации, сотрудничество с либералами против лейбористов, стремление к объединенной Европе, возвращение Германии в семью европейских государств, твердость в отношениях с Россией. Слово «умиротворение» непопулярно, – сказал он, – но в политике умиротворению есть место. Будет ужасно, если такая великая страна, как Британия, ошибется в выборе».
Черчилль был благодарен за оказанный ему теплый прием. Он сказал заднескамеечникам: «Надеюсь, вы дадите мне, как вашему лидеру, уверенность и поддержку, в которых я нуждаюсь. Ваш теплый прием сегодня снял сомнения, которые возникли у меня в мыслях». Он также сказал, что будет чаще приходить на их собрания и надеется регулярно встречаться с их руководством; что намерен создать в теневом кабинете комитет для подготовки к следующим выборам. Через два дня в Эдинбурге он раскритиковал политику лейбористского правительства за высокие налоги и штрафное налогообложение, а также «полный провал» национализации. «Мы утверждаем, что государство – слуга народа, а не его господин», – сказал он.
Как и раньше, в подготовке выступлений ему помогал Джордж Крист, хотя Черчилль и не всегда пользовался его заготовками. Однажды, благодаря Криста за работу, он извинился: «То, что я их не использовал, ни в коей мере не умаляет значимость помощи, которую вы мне оказываете. Она дает мне веревку, по которой я могу выбраться на берег, чтобы потом пойти своими ногами». Количество речей, которые готовил Черчилль, потрясающе для человека семидесяти пяти лет. «Я был в огромном напряжении, – написал он Рэндольфу 21 мая. – Три речи и две ночи в поезде».
Возраст, однако, давал о себе знать. 25 мая известный невролог сэр Рассел Брейн сказал Черчиллю, что «зажатость» в плечах, которая стала усиливаться, происходит от отмирания клеток мозга, которые получают сенсорные сигналы от плечевых мышц. Через месяц другой специалист, сэр Виктор Негус, подтвердил, что он страдает прогрессирующей глухотой, и сказал, что ему больше не слышать «щебета птиц и детского писка». Но Черчилль не сдавался. Весь июнь он работал над мемуарами. Помогавшие ему Дикин и Келли менялись через неделю. Дикин позднее вспоминал его «гигантскую жизненную энергию и высочайшую концентрацию».