или что Эспина прекратил свою яростную агитацию. Многочисленные антиеврейские обвинения, собранные в его увесистой книге, были, конечно, сперва произнесены в проповедях, и, насколько нам известно, их влияние было таково, что антиеврейское возбуждение в Кастилии явно возросло. В результате его агитация привела в Кастилии к тому же, что и агитация Фельтре в Тренто и Джованни Капистрано в Бреслау. В 1468 г. евреи Сепульведы подверглись пыткам в результате кровавого навета, и в 1471 г. восемь из них были приговорены к смерти. Вслед за казнью христиане Сепульведы напали на еврейский квартал, убили несколько человек и заставили остальных бежать из города[2262].

Этот случай был первым в еврейской истории Кастилии — на самом деле всей христианской Испании, — когда суд вынес обвинительный приговор какому-либо еврею, обвиненному в ритуальном убийстве, и ничто лучше этого не иллюстрирует неистовство, которого достигли антиеврейские чувства в Испании. Если погромы и резня могли быть иногда приписаны вздымавшимся время от времени волнам бешеных страстей, кровавые наветы проистекали только из глубоко укоренившейся ненависти, поддержанной верой в то, что евреи способны на злейшие религиозные преступления. И церковный суд в Сеговии, который вынес этот приговор наперекор позиции Церкви, не пошел бы так далеко, если бы не был вынужден сделать это под давлением общественного мнения.

Суд, вынесший этот чудовищный приговор, заседал под председательством конверсо, Хуана Ариаса Давилы, сына Диего Ариаса Давилы, главного казначея Энрике IV. Намерением Давилы при вынесении приговора было, вне сомнения, отвести от себя подозрение в том, что он, в качестве конверсо, принимает сторону евреев. Он хотел продемонстрировать, что в религиозных делах «новые христиане» не отличаются от «старых». Несомненно, в тот момент, когда ему было поручено вести это дело, многие враги конверсо хотели верить, что марранский епископ попал в безнадежную западню. Вынесет ли он обвинительный приговор, тем самым подтвердив правдивость кровавого навета, или отпустит обвиняемых на свободу и продемонстрирует этим, что все конверсо, включая епископов, являются тайными иудеями? Давила избрал обвинение евреев, в чьей невиновности не мог сомневаться, показав этим, как глубоко он опустился и как велики были страхи, осаждавшие его мысли. Он должен был бояться, что в сверхнаэлектризованной атмосфере, в которой велся процесс, вердикт в пользу обвиняемых евреев может спровоцировать атаку на конверсо Сеговии, а может быть, и всей Кастилии.

Возвращаясь к пятидесятым годам, нужно сказать, что Эспина продолжал пропагандировать свою теорию о том, что «новые христиане» являются тайными иудеями, снабжая ее своими обычными «доказательствами», и часто по всей Кастилии разносился его крик о том, что конверсо на самом деле «еретики». Вследствие этого подозрение, недоверие и недоброжелательство между «старыми» и «новыми христианами» углубились, ткань социальных отношений между двумя группами во многих городах порвалась окончательно и бесповоротно. Неизбежно последовали ссоры и стычки, которые часто переходили в длительную борьбу или охватывали целые общины. В конце пятидесятых годов большая часть Кастилии кипела социальным беспокойством.

Теперь, когда Эспине удалось весьма эффективно усугубить изначально трудную и раздражающую проблему, он предложил решение. Как мы отметили, он поддерживал два решения — одно для конверсо и одно для евреев. Он предпочитал такой способ обращения с конверсо, который должен привести к их уничтожению или изгнанию — то есть те же меры, которые он хотел применить к евреям. Но, поскольку он знал, что Церковь не примет ни того, ни другого, он сделал уступку и предложил применить средство, проверенное Церковью снова и снова и всегда доказывавшее свою эффективность. Он рекомендовал учредить в Кастилии инквизицию, чтобы искоренить «иудейскую ересь» — инквизицию того типа, что действовала в Лангедоке и практически уничтожила альбигойцев{21}. Это должно быть институцией, подчиненной Риму и таким образом защищенной от влияния марранских епископов и коррупции других испанских прелатов. Для основания такой институции требовалось лишь согласие короля.

Эспина пытался получить это согласие. Он был исповедником Энрике, имел к нему доступ и, несомненно, пытался убедить его принять план кастильской инквизиции. Однако это ему не удалось. Возможно, он не сумел преодолеть скептицизм короля или его негативное отношение к своим доводам, а может быть, ему преградили дорогу контраргументы конверсо и их друзей при дворе. Поэтому он попытался усилить свой призыв поддержкой лидеров своего ордена, т. е. испанских францисканцев, и те согласились. Они все же думали, что их шансы на успех у Энрике возрастут, если к их обращению присоединятся иеронимиты, ставшие влиятельными в Кастилии. Исходя из этого, они написали Алонсо де Оропесе, вновь избранному генералу иеронимитского ордена, и попросили у него помощи в обращении к королю с предложением создать инквизицию[2263]. Затем случилось нечто, чему источники не дают объяснения.

После того как они написали Оропесе, но явно до того, как послали свое письмо, францисканцы решили обратиться к королю самостоятельно[2264]. Причина изменения их плана неизвестна. Возможно, кое-кто из францисканцев, включая Эспину, усомнился в возможности объединиться с иеронимитами в общем плане действий. Они, несомненно, были в курсе глубокого интереса Оропесы к конфликту между «старыми» и «новыми христианами», но они могли также и слышать, что его взгляды на конверсо отнюдь не совпадали с их взглядами; таким образом, по зрелом размышлении, они пришли к выводу, что их шанс на получение королевского согласия в совместной делегации может не увеличиться, а, скорее, уменьшиться.

Могли, конечно, быть и другие соображения, побудившие францисканцев поменять свой план. Возможно, они не хотели делиться славой за установление инквизиции с другим монашеским орденом или же приберегали иеронимитов на тот случай, если их собственная попытка останется бесплодной. Так или иначе, их расчет, предположительно, оправдался. Король благосклонно отнесся к их аргументам и пообещал действовать в поддержку их плана. Но прошли месяцы, и ничего так и не случилось. Тогда францисканцы решили послать свое письмо иеронимитам с целью обратиться к Энрике вместе с лидерами последних. Но и эта попытка оказалась тщетной. А пока что иеронимиты, несомненно, обозленные недостойным поведением францисканцев по отношению к ним, решили сами обратиться к королю и ознакомить его со своим мнением по вопросу инквизиции. Вслед за этим их делегация, возглавляемая Оропесой, встретилась с Энрике в Мадриде в апреле 1461 г.[2265]

Оропеса указал королю на то, что люди, которые считают большинство конверсо иудействующими, горят желанием взять закон в свои руки, потому что не видят, что правительство действует против якобы распространенной ереси. Однако если бы королевская администрация согласилась на подобающую инквизицию, установившую, кто виновен, а кто нет, люди бы успокоились и беспорядки прекратились. Исходя из этого, заключил