А когда над головами тех, кто был впереди, показалась мелко трясущаяся крыша кормушки, уже ни шага вперед сделать было нельзя.

— Всегда поражался, — тихо сказал Шестипалому Затворник, — как здесь все мудро устроено. Те, кто стоит близко к кормушке — счастливы потому, что все время помнят о желающих попасть на их место. А те, кто всю жизнь ждет, когда между стоящими впереди появится щелочка, счастливы потому, что им есть на что надеяться в жизни. Это ведь и есть гармония и единство.

— А у нас так и говорят, — сказал кто-то сбоку, — что народ един с умом эпохи.

— Причем тут ум эпохи? — спросил Затворник.

— Просто терминология, — ответил тот же голос. — Те, кто попадает в определенный радиус близости к кормушке, называются умом эпохи. Те, кто еще ближе — честью эпохи. А те, кто совсем близко — ее совестью.

— Представляю себе эпоху, — пробормотал Затворник.

— Что, не нравится? — спросил голос.

— Не нравится, — ответил Затворник.

— А что конкретно не нравится?

— Да все.

— Понятно. И где, по-вашему, лучше?

— В том-то и трагедия, что нигде! — страдальчески выкрикнул Затворник. — Было бы где лучше, неужели я б с вами тут о жизни беседовал?

— И товарищ ваш — таких же взглядов? — спросил голос. — Чего он в землю-то смотрит?

Шестипалый поднял глаза — до этого он глядел себе под ноги, чтобы минимально участвовать в происходящем, — и увидел обладателя осторожного голоса. У того было обрюзгшее раскормленное лицо. Шестипалый сразу понял, что перед ним — один из Двадцати Ближайших, самая что ни на есть совесть эпохи.

— Это вы оттого такие невеселые, — дружелюбно сказал тот, — что не готовитесь вместе со всеми к Решительному Этапу. Тогда у вас на эти мысли времени бы не было. Мне самому такое иногда в голову приходит, что… И, знаете, работа спасает.

И с той же интонацией добавил:

— Взять их!

По толпе прошло движение, и Затворник с Шестипалым оказались немедленно стиснутыми со всех четырех сторон.

— Да плевали мы на вас, — также дружелюбно сказал Затворник. — Куда вы нас возьмете? Некуда вам нас взять. Ну, прогоните еще раз. Через стену мира, как говорится, не перебросишь…

Тут на лице Затворника изобразилось смятение, а толстолицый высоко поднял веки — их глаза встретились.

— А ведь интересная задумка. Такого у нас еще не было. Конечно, есть такое выражение, но ведь воля народа сильнее пословицы.

Видимо, эта мысль восхитила его. Он повернулся и скомандовал:

— Внимание! Строимся!

Вскоре процессия, в центре которой вели Затворника и Шестипалого, приблизилась к стене мира. Первым шел толстолицый, за ним — двое назначенных старушками-матерями, которые сквозь слезы выкрикивали обидные слова Затворнику и Шестипалому, оплакивая и проклиная их одновременно, затем вели самих преступников, и замыкала шествие толпа народной массы.

— Итак, — сказал толстолицый, когда процессия остановилась, — пришел пугающий миг воздаяния. Пусть все зажмурятся, когда два этих отщепенца исчезнут в небытии. И пусть это волнительное событие послужит красивым уроком всем нам, народу. Громче рыдайте, матери!

Старушки-матери повалились на землю и залились таким горестным плачем, что многие из присутствующих тоже начали отворачиваться и сглатывать, но матери иногда вдруг вскакивали и, сверкая глазами, бросали Затворнику и Шестипалому неопровержимые ужасные обвинения, после чего обессиленно падали вновь.

— Итак, — сказал через некоторое время толстолицый, — раскаялись ли вы? Устыдили ли вас слезы матерей?

— Еще бы, — ответил Затворник, озабоченно наблюдавший за небесными телами, — а как вы нас перебрасывать хотите?

— Сейчас увидишь.

Через несколько минут почти до самого края стены мира поднялась живая пирамида. Те, кто стоял наверху, жмурились и прятали лица, чтобы, не дай Бог, не заглянуть туда, где все кончается.

— Наверх, — скомандовал кто-то Затворнику и Шестипалому, и они, поддерживая друг друга, стали карабкаться по шаткой веренице плеч и спин.

С высоты был виден притихший социум, внимательно следивший издали за происходящим. Были видны некоторые незаметные до этого детали неба и толстый черный шланг, спускавшийся к кормушке из бесконечности — отсюда он казался совсем не таким величественным, как с земли. Легко вспрыгнув на край стены мира, Затворник помог Шестипалому сесть рядом и крикнул вниз:

— Порядок!

От его крика кто-то в живой пирамиде потерял равновесие, она качнулась и через мгновение рассыпалась.

Вцепившись в холодную жесть борта, Шестипалый вглядывался в крохотные задранные лица, в серо-зелено-коричневые пространства своей родины. «Я никогда больше этого не увижу», — думал он, и хоть особого желания увидеть все это когда-нибудь еще у него не было, горло все равно сводило.

— Прощайте, сынки родимые! — закричали снизу старушки-матери, земно поклонились и, рыдая, принялись швырять вверх торфом и землей.

Один из кусков угодил в Затворника, и он, растопыря руки и ноги, полетел вниз. Шестипалый последний раз оглядел все оставшееся внизу и вдруг заметил, что кто-то из далекой толпы прощально машет ему — тогда он помахал в ответ. Потом он зажмурился и шагнул назад.

Теперь, когда они шли по гигантской черной ленте. Шестипалый видел, что Затворник сказал правду. Действительно, мир, который они покинули, медленно двигался вместе с этой лентой относительно других неподвижных космических объектов, природы которых Шестипалый не понимал, а светила были неподвижными. Сейчас оставленный ими мир медленно подъезжал к зеленым стальным воротам, под которые уходила лента. Затворник сказал, что это и есть вход в Цех номер один. Странно, но Шестипалый совершенно не был поражен величием заполняющих вселенную объектов — наоборот, в нем скорее проснулось чувство легкого раздражения. «И это все?» — брезгливо думал он. Вдали виднелись два мира, подобных тому, который они оставили — те тоже двигались вместе с черной лентой и выглядели довольно убого.

Затворник вдруг велел ему прыгать с черной ленты вниз, в темную бездонную щель.

Он чуть не расшибся о холодную твердую поверхность, выложенную большими коричневыми плитами. Они тянулись до горизонта, и выглядело это все очень красиво.

— Что это? — спросил Шестипалый.

— Кафель, — ответил Затворник непонятным словом и сменил тему. — Скоро ночь, а нам надо дойти вон до тех мест. Часть дороги придется пройти в темноте. Пошли быстрее.

Затворник выглядел всерьез озабоченным. Шестипалый поглядел в указанном им направлении и увидел далекие кубические скалы нежно-зеленого цвета (Затворник сказал, что они называются «ящики») — их было очень много и между ними виднелись пустые пространства, усыпанные горами светлой стружки — издали все это походило на пейзаж из счастливого сна.

— Слушай, — спросил Шестипалый, скользя по кафелю рядом, — а как ты узнаешь, когда наступит ночь?

— По часам, — ответил Затворник. — Это одно из небесных тел. Вон тот диск с черными зигзагами.

Шестипалый посмотрел на