довольно знакомую, хоть и не привлекавшую никогда его особого внимания деталь небесного свода.

— Когда эти черные линии приходят в особое положение, свет гаснет, — сказал Затворник. — Это случится вот-вот. Досчитай до десяти.

— Раз, два, — начал Шестипалый, — и вдруг стало темнеть.

— Не отставай от меня, — сказал Затворник, — потеряешься.

Он мог бы этого не говорить — Шестипалый чуть не наступал ему на пятки. Единственным источником света остался косой желтый луч, падавший из-под зеленых ворот Цеха номер один.

Шестипалый впал в странное состояние. Отовсюду исходила опасность, он ощущал ее всей кожей как дующий со всех сторон одновременно сквозняк. Ему представлялось, что они идут в царство каких-то огненных духов, и он уже собирался сказать об этом Затворнику, когда тот вдруг остановился и поднял руку.

— Тихо, — сказал он, — крысы. Справа от нас.

Затворник повернулся вправо и принял странную позу, велев Шестипалому спрятаться за его спиной, что тот и выполнил с удивительной скоростью и охотой.

Сначала он ничего не замечал, а потом ощутил скорее чем увидел движение большого быстрого тела в темноте. Оно остановилось точно на границе видимости.

— Она ждет, — тихо сказал Затворник, — как мы поступим дальше. Стоит нам сделать хоть шаг, и она кинется на нас.

— Ага, кинусь, — сказала крыса, выходя из темноты, как комок зла и ярости, как истинное порождение ночи.

— Ух, — вздохнул Затворник, — Одноглазка. А я уж думал, что мы влипли. Знакомьтесь.

Шестипалый недоверчиво поглядел на умную коническую морду с длинными усами и двумя черными бусинками глаз.

— Одноглазка, — сказала крыса и вильнула неприлично голым хвостом.

— Шестипалый, — представился Шестипалый и спросил: — А почему ты Одноглазка, если у тебя оба глаза в порядке?

— А у меня третий глаз раскрыт, — сказала Одноглазка, — а он один. В каком-то смысле все, у кого третий глаз раскрыт, одноглазые.

— А что такое… — начал Шестипалый, но Затворник не дал ему договорить. — Не пройтись ли нам, — галантно предложил он Одноглазке, — вон до тех ящиков? Ночная дорога скучна, если рядом нет собеседника.

— Пойдем, — согласилась Одноглазка и, повернувшись к Шестипалому боком (только теперь он разглядел ее огромное мускулистое тело), затрусила рядом с Затворником, которому, чтобы поспеть, приходилось идти очень быстро. Шестипалый бежал сзади. Поглядывая на лапы Одноглазки и перекатывающиеся под ее шкурой мышцы, он думал о том, чем могла бы закончиться эта встреча, не окажись Одноглазка знакомой Затворника, и изо всех сил старался не наступить ей на хвост. Судя по тому, как быстро их беседа стала походить на продолжение какого-то давнего разговора, они были старыми приятелями.

— Свобода? Господи, да что это такое? — спрашивала Одноглазка и смеялась. — Это когда ты в смятении и одиночестве бегаешь по всему комбинату, в десятый или в какой там уже раз увернувшись от ножа? Это и есть свобода?

— Ты опять все подменяешь, — отвечал Затворник. — Это только поиски свободы. Я никогда не соглашусь с той инфернальной картиной мира, в которую ты веришь. Наверно, это у тебя оттого, что ты чувствуешь себя чужой в этой вселенной, созданной для нас.

— Нет, она создана из-за вас, но не для вас.

Затворник опустил голову и некоторое время шел молча.

— Ладно, — сказала Одноглазка. — Я ведь пришла попрощаться. Правда, думала, что ты появишься чуть позже — но все-таки встретились. Завтра я ухожу.

— Куда?

— Одна из старых нор вывела меня в пустую бетонную трубку, которая уходит так далеко, что об этом даже трудно подумать. Я встретила там нескольких крыс — они говорят, что труба выводит в другую вселенную, где живут только самцы богов в одинаковой зеленой одежде. Они совершают сложные манипуляции вокруг огромных идолов, стоящих в гигантских шахтах.

Одноглазка притормозила.

— Отсюда мне направо, — сказала она. — Так вот, еда там такая — не расскажешь. Вся эта вселенная могла бы поместиться в одной тамошней шахте. Хочешь со мной?

— Нет, — ответил Затворник. — Вниз — это не наш путь.

— Ну что ж, — сказала Одноглазка. — Тогда желаю успеха на твоем пути, каким бы он ни был. Прощай! Удачи тебе.

Она кивнула Шестипалому и канула в темноту.

Остаток пути Затворник и Шестипалый прошли молча. Добравшись до ящиков, они пересекли несколько гор стружки и наконец достигли цели. Это была слабо озаренная светом из-под ворот Цеха номер один ямка в стружках, в которой лежала куча мягких и длинных тряпок. Затворник был в заметно плохом настроении. Он копошился в тряпках, устраиваясь на ночь, и Шестипалый решил не приставать к нему с разговорами, тем более, что сам хотел спать. Кое-как завернувшись в тряпки, он забылся.

Разбудило его далекое скрежетание, стук стали по дереву и крики, полные такой невыразимой безнадежности, что он сразу кинулся к Затворнику.

— Что это?

— Твой мир проходит через решительный этап, — ответил Затворник.

— ???

— Смерть пришла, — просто сказал Затворник, натянул на себя тряпку и уснул.

Проснувшись, Затворник поглядел на трясущегося в углу заплаканного Шестипалого, хмыкнул и стал рыться в тряпках. Скоро он достал оттуда штук десять одинаковых предметов, похожих на обрезки толстой шестигранной трубы.

— Что это? — спросил Шестипалый.

— Боги называют их «гайками».

Шестипалый вдруг махнул рукой и опять заревел.

— Да что с тобой? — спросил Затворник.

— Все умерли, — бормотал Шестипалый, — все-все…

— Ну и что, — сказал Затворник. — Ты тоже умрешь.

— Все равно жалко.

— Кого именно? Старушку-мать, что ли? Или этого, из Двадцати Ближайших?

— Помнишь, как нас сбрасывали со стены? — спросил Шестипалый. — Всем было велено зажмуриться. А я помахал им рукой, и тогда кто-то помахал мне в ответ. И вот когда я думаю, что он тоже умер… И что вместе с ним умерло то, что заставило его так поступить…

— Да, — улыбаясь, сказал Затворник, — это действительно очень печально.

И наступила тишина, нарушаемая только механическими звуками из-за зеленых ворот, куда уплыла родина Шестипалого.

— Слушай, — спросил он, наплакавшись, — а что бывает после смерти?

— У меня было множество видений на этот счет. Иногда мертвых рассекают на части и жарят на огромных сковородах. Иногда запекают целиком в железных комнатах со стеклянной дверью, где пылает синее пламя или излучают жар добела раскаленные металлические столбы. Иногда варят в гигантских кастрюлях. А иногда, наоборот, замораживают в кусок льда.

— А кто это делает, а?

— Как кто? Боги. Видишь ли, мы являемся их пищей.

Шестипалый вздрогнул.

— Больше всего они любят именно ноги, — заметил Затворник. — Ну, и руки тоже. Именно о руках я с тобой и собираюсь поговорить. Подними их.

Шестипалый вытянул перед собой руки — тонкие, бессильные, они выглядели жалко.

— Когда-то они служили нам для полета, — сказал Затворник.

— А