так я и разбогател. А последними словами Спарки, сказанными Эдисону, были вот эти: «Попробуйте карбонизированную хлопковую нить». Позже его разорвали на части уличные псы, которые подслушивали за дверью лаборатории.

Незнакомец снял гетры и протянул псу Балларда.

— Примите их в знак благодарности вашему предку, который проговорился и погиб за это. Всего хорошего! — Он сунул книгу под мышку и зашагал прочь.

Человек без единой поченьки

© Перевод. Е. Алексеева, 2020

— Бария мне на веку пришлось откушать двенадцать раз, — заявил Ноэль Суини.

Суини никогда не мог похвастать крепким здоровьем, а теперь, в довершение всех бед, ему исполнилось девяносто четыре года.

— Двенадцать раз старине Суини просвечивали желудок. Небось, мировой рекорд.

Дело было во Флориде, в Тампе. Суини восседал в теньке у края корта для шаффлборда и говорил, обращаясь к другому старику. Старика он не знал, тот просто оказался рядом с ним на лавочке.

Незнакомый старик, очевидно, только начинал новую жизнь во Флориде. У него были черные ботинки, черные шелковые носки и синие брюки от саржевого костюма. На голове красовалась новехонькая летная фуражка, а из-под края тенниски торчала забытая бирка с ценой.

— Хм… — только и ответил незнакомый старик на монолог Суини, даже не подняв глаз от книги.

Старик читал сонеты Уильяма Шекспира, и Шекспир говорил ему: «Мы урожая ждем от лучших лоз, чтоб красота жила, не увядая. Пусть вянут лепестки созревших роз, хранит их память роза молодая»[44].

— А вам вот сколько раз желудок светили?

— Э-э… — ответил старик.

«Где тайная причина этой муки? — спрашивал Шекспир. — Не потому ли грустью ты объят, что стройно согласованные звуки упреком одиночеству звучат?»

— У меня нет селезенки, — сообщил неугомонный Суини. — Вы представляете?

Старик не ответил.

Тогда Суини взял на себя труд придвинуться поближе и проорать:

— Я живу без селезенки с тысяча девятьсот сорок третьего года!

Старик уронил книгу, сам чуть не свалившись с лавочки, и съежился, прикрывая звенящие уши.

— Я не глухой! — простонал он.

Суини твердо и решительно взял его за запястье, вынуждая открыть одно ухо.

— Я просто подумал, что вы меня не слышите.

— Да слышу я. — Бедняга дрожал. — Все я слышал — и про ваш барий, и про ваши камни, и про анемию, и про застой желчи. Каждое слово из лекции доктора Штернвайса о вашем кардиальном сфинктере. Доктор Штернвайс не думал переложить ее на музыку?

Суини поднял упавшую книгу и отложил на дальний край лавочки — так, чтобы собеседник не мог дотянуться.

— Так что, как насчет пари?

— Какого еще пари? — ответил старик.

Он был необыкновенно бледен.

— Вот видите! — Суини холодно улыбнулся. — Я был прав, вы совсем меня не слушали. А я предлагал вам пари. Вот угадайте-ка, сколько у нас с вами на двоих будет поченек, м?

— Доченек?

Лицо старика смягчилось, на нем даже появился некоторый осторожный интерес. Детей он любил и потому нашел такое пари очень милым.

— Ну что ж, попробуем! Только давайте считать и внученек заодно, так интересней…

— Да не доченек, — отмахнулся Суини. — Поченек!

Старик смотрел на него в замешательстве, и тогда Суини положил ладони себе на поясницу — туда, где человеку положено иметь почки.

— Поченек! — повторил он значительно.

Он много лет называл этот орган именно так, что тут может быть непонятного?

Старик не стал скрывать разочарования.

— Если вы не возражаете, я бы не хотел сейчас думать о почках, — бросил он с досадой. — Будьте любезны вернуть мою книгу.

— Сперва пари, — с вызовом ответил Суини.

Старик вздохнул.

— Ну… пари так пари. Десяти центов хватит?

— Вполне. Ставка тут исключительно для интереса.

— А… — произнес старик без всякого выражения.

Суини смерил его долгим изучающим взглядом.

— Я думаю, что на двоих у нас три поченьки, — заключил он наконец. — Теперь вы угадывайте.

— Я думаю, ни одной.

— Ни одной? — обалдело переспросил Суини. — Да если б у нас не было ни одной поченьки, мы бы с вами оба уже в гробу лежали! Не может человек жить без поченек! Две, три или четыре — вот и все варианты ответа!

— Знаете, я с тысяча восемьсот восемьдесят четвертого года прекрасно обхожусь без единой поченьки, — заявил старик. — Очевидно, у вас поченька все-таки есть, значит, правильный ответ — одна. Одна поченька на двоих. Все, ничья, каждый остается при своих десяти центах. А теперь будьте любезны книгу, сэр!

Суини выставил руки, не давая ему добраться до книги.

— По-вашему, я тупой? — гневно вопросил он.

— Ничего не хочу знать о ваших умственных способностях! — парировал старик. — Книгу, пожалуйста.

— Если у вас ни единой поченьки, ответьте-ка мне на вопрос!

Старик закатил глаза.

— Может, сменим тему? У меня дома, на севере, был сад. Я бы и здесь занялся садоводством. Тут это как, принято? У вас есть грядки?

Но Суини было не так просто отвлечь. Он ткнул старика пальцем в грудь.

— Как же вы тогда шлаки-то выводите?

Старик опустил голову и безысходно прикрыл лицо ладонью, шлепая губами. Однако затем просиял, глядя вслед проплывшей мимо хорошенькой девушке.

— Вы только посмотрите, какие узенькие лодыжки, мистер Суини. Какие розовые пяточки. Боже, какое это счастье — быть молодым! Или хотя бы притворяться молодым, нежась здесь на солнышке.

И он прикрыл глаза, погрузившись в грезы.

— Так я прав, значит? — уточнил Суини.

— Э-э…

— Я прав, у нас на двоих три поченьки, и вы сейчас пытаетесь заговорить мне зубы, чтобы десяти центов не платить. Так не на того напали!

Не открывая глаз, старик нашарил в кармане десятицентовую монету и протянул Суини. Суини и не подумал ее взять.

— Нет уж, так просто мне ваших денег не надо. Я хочу знать, прав я или нет. Вот вам слово чести, что у меня всего одна поченька. Теперь отвечайте как на духу, сколько у вас.

Жмурясь на солнце, старик оскалил зубы.

— Клянусь вам всем святым, — произнес он натянутым голосом, — что у меня нет ни одной поченьки.

— И как же так получилось? Болезнь Брайта?

— Нет, болезнь Суини.

— Да