положено, поднимает головы казнённых перед толпой. Чужая, совершенно недетская, ярость и жажда мести сливаются с его собственным отношением к магам. Он совершённо чётко видит каждого сидящего на высоком балконе в тени тяжёлых занавесов, защищающих от серого зиланделиксийского солнца. Некромант помнит их лица, Чумной инквизитор знает, как прекрасно хрустят ломаемые кости, когда магия покидает своего носителя, прекращает держать его среди живых.

Прочие воспоминания несутся ещё быстрее, словно некромант из другого мира стремится показать ему самое важное как можно быстрее, обратить на это всё внимание инквизитора, чтобы тот принял эти воспоминания как свои. Это – совсем свежее. Некрос пытается поднять стремительно уходящую на ту сторону соплеменницу. Сейчас Чумной точно знает, что удерживать среди живых умирающего некроманта или поднимать кого-то из них строжайше запрещено. Такие твари теряют свою настоящую личность, становясь искажёнными злобными тенями себя прежних, жаждущих лишь власти, крови и насилия. Что усугубляет положение парня, так это происхождение девицы. Угораздило же его связаться с одной из ненавистной ему правящей семьи…

– Удружил, сучёныш, – беззлобно усмехается инквизитор, ощущая, как его тянет куда-то, не то во все стороны, не то сворачивая в шар. – Хотя я буду рад избавить новый мир от пары десятков колдунов. Даже если для этого мне нужно будет стать одним из них. Но патлы твои я перекрашу в нормальный цвет.

Чумной мысленно сплёвывает. Себя тощим мальчишкой-заморышем он уже не помнит, а уж смазливым, как игрушка для утех из магического квартала, он и вовсе никогда не был. Некрос в его голове практически неслышен, но безразличное “Да делай ты что хочешь” возникает как собственная мысль инквизитора. Или же колдуна?

Забивающая лёгкие пыль ощущается слишком уж натурально, но это как будто бы не мешает, ему даже не хочется дышать, что странно. Что-то давит, сжимает со всех сторон, в живот будто кол воткнули, хотя боли как таковой и нет. Сознание постепенно успокаивается, проясняясь далеко не сразу, образ Серой Долины ещё какое-то время заполняет его, чтобы смениться простым осознанием.

Он лежит в могиле.

*

И помните, комментарий всегда лучше лайка, но лайк и библиотека тоже стимулируют желание писать и увеличивают количество знаков в минуту со стороны автора

Упокой, Господи...

В той жизни его назвали Алексеем, а вот фамилия и отчество младенцам, найденным у дверей инквизиторской службы Его Величества не положены. Вообще, младенцам с ведьминской кровью – а отметка на спине, родимое пятно вполне определённой формы, говорила именно об этом – даже шанс на жизнь не положен. С другой стороны, кем бы ни был человек, подбросивший его сюда весенней ночью, а простым его назвать никто бы не смог. И дело даже не в стоимости колыбельки и пелёнок, нет, деньги и у хорошего торгаша водятся. Но ребёнка не тронула ни магическая чума, вылезшая после схода снега, ни бесновавшаяся в тот год ночная нечисть, заходящая даже в столицу. Пожалуй, именно это и спасло мальчишку. А уж кто из благородных господ изволил поразвлечься с ведьмой, получить от неё бастарда и выжить после этого, они как-нибудь потом узнают, пока это не так важно.

Главный инквизитор Москвы и Московской губернии вспоминал то апрельское утро, стоя над едва узнаваемым телом воспитанника. Неузнаваемым, но всё ещё существующим, хотя после смерти Алексея должно было рассыпаться прахом.

– Всё хорошо? – подошёл к нему напарник погибшего.

– Я впервые не могу отдать указание захоронить. Он не здесь, но и душа его не ушла на ту сторону, словно утянуло куда-то мимо… Это странно. И неправильно.

– Ну, про мать-то его мы знаем.

– Даже чёрная кровь не застревает между жизнью и смертью. Давай так, Андрей. Мы спустим его вниз, в камеры для бесноватых, и проследим. Если рассыпается позже – всё хорошо. Если вдруг оживёт и проснётся не собой, то выйти не сможет.

– Может шамана позв…

– Нет. Ноги ни одного из этой братии здесь не будет. Те же колдуны.

Молодой инквизитор поднял руки, мол, сдаюсь, и первым ухватился за носилки, на которых лежало изломанное тело. В какой-то момент ему показалось, что то дёрнулось, аж перекреститься захотелось, но наваждение быстро спало, так что в темноту подземелий шагали уже молча и весьма бодро.

В камере было немногим теплее, чем на леднике. Одержимым холод был не страшен, а ресурсы на обогрев можно было не тратить. Андрей окинул взглядом “покойного” и, под понимающим, пусть и не слишком мягким, взглядом наставника укрыл то, что осталось от Алексея плащом. Невольно захотелось оправдаться, будто он сделал что-то не то.

– Ну, вдруг он всё-таки придёт в себя, да и бросать вот так… не по-людски это.

– Разве я тебе хоть слово против сказал? Просто постарайся не слишком тешить себя надеждами, будешь меньше расстраиваться. Пойдём, у меня ещё отчёт сегодня, маги из метро всё-таки заговорили…

Им наверняка показалось, что тело в камере вздохнуло, прежде чем снова затихнуть. Инквизиторы, не сговариваясь, обернулись, посмотрели на него одно долгое мгновение, и также синхронно вышли, запирая дверь покрепче. Если Алексей действительно вернётся, то он сможет распахнуть камеру. А всем прочим в подземелье и его переходах делать нечего.

*

Как-то раз, ещё на заре его инквизиторской карьеры, Алексей не то чтобы поймал заклинание, скорее, попал в поле его действия, бетон под ногами стал жидким как сметана, утягивая парня по грудь. Сейчас давно уже не мальчишка и совсем недавно не инквизитор ощущал себя точно также. С одной-единственной разницей, что вокруг был не бетон, а земля, и он находился в ней не по грудь, а с головой. Не ожидавшее такой подлянки сознание почти запаниковало, что они сейчас задохнуться, но быстро было взято под контроль.

Некроманты потребности в воздухе явно не испытывали. Пусть знания колдуна ещё не устаканились в его голове, но Алексей обнаружил для себя ещё пару забавных – если в такой ситуации что-то можно назвать забавным – моментов. Например, некроманты своих отступников хоронили так, как на его родине закапывали колдунов. Лицом вниз, чтоб если немертвый начинал копать землю, то зарывал себя ещё