Вейя всё дальше уходила в тень, даже стёжку потеряла, с дороги сбившись, и теперь цеплялась подолом за кусты шиповника, что рос здесь повсюду. Но, слава Богам, вскоре ворота завиднелись. Запыхавшись, Вейя сбавила шаг, но всё назад оглядывалась, всматриваясь в стылый сумрак сада, в глубине которого осталась княгиня с Далебором. И надо же было встретить их на пути! Плохая была затея к Доброраде отправляться в такое время. Но теперь уже назад не повернуть, что видела Вейя — из головы не выкинешь. И не её то дело, а всё же Любица дурно поступает.

Вейя торопливо мимо стражников проскочила и вскоре в женском стане оказалась. И такая тишина здесь стояла, что слышно, как шуршала трава под ногами. Все сейчас в детинце, издалека доносились голоса весёлые. Вейя, поднявшись на крыльцо, задержалась, окидывая взглядом постройки теремные, в недрах которых колыхался меж брусчатых массивных стен густой свет от костров, озаряя тропки.

Постояв немного, Вейя в горницу вошла пустую, а оттуда в светлицу свою поднялась, не встретив ни одной челядинки. Сперва волок приоткрыла. Вечерний воздух заструился в хоромину, наполняя свежестью. Вейя, успокоившись, вовсе неторопливо стянула очелье, которое тяжестью соскользнуло с головы в руки, положила его на стол, как и пояс. Усталость вскоре отвоевала своё, думать уже больше ни о чём не хотелось. Расчесав волосы, Вейя нырнула в мягко устланную постель. Стоило веки прикрыть, как перед глазами появлялись то Далебор и Любица, то жарко горящие глаза сотника, от которого Вейе не по себе делалось, и она всё ворочалась в постели, не зная, куда от этого взора деться, пока не забылась сном.

***

Поутру от шороха проснулась — челядинка пришла со свежей водой и полотнами. И хоть ныне можно подольше на лавке понежиться, а всё же Вейя поднялась. Умывшись прохладной водой, собралась, накинув на плечи верхицу, вышла из светёлки.

Во всём детинце после застолья тишина стояла, гуляла прохлада по земле. Стоило Вейе во двор выйти, кутаясь в шерстяную верхицу, поспешила — на этот раз дорогу выбрала в обход — сада яблоневого теперь так и будет сторониться, чтобы там ещё что ненароком не увидеть того, чего Вейя не должна видеть. Выйдя за городьбу детинца, сразу в сосновый бор углубилась.

Гонимая прохладой утренней, шла быстро. Туман оседал в самых низинах, и Вейя ныряла в него, будто в облако — такой густой, что серые сосновые стволы едва различимы становились. Сосновый бор в этой стороне городища ложился бескрайним будто. Говорили, что лесной хозяин здесь лютый, дорожки вроде протоптанные, хоженые, знакомые, а всё равно заблудиться можно. Но Вейя дошла до капища быстро.

Поднялся перед ней кряжистый холм, а следом дымом повеяло. Вейя взглядом окинула вершину, оглядывая высившиеся толстые сосны, росшие вокруг частокола высокого. Ворота святилища распахнуты, мелькали там уже серые подолы жриц — готовились к заутрене.

Вейя, пройдя капище, вскоре оказалась на заимке избы волхвицы, что на возвышенности ближе к реке стояла. Сруб невеликий, низкий, без порога — да что нужно женщине-служительнице? Правда, помощниц Доброрада держала.

Вейя вошла в дверь, и тут же дух трав объял да снеди вкусной, что готовила у печи помощница молодая. Завидев пришедшую гостью, девица поклонилась растерянно да принялась дальше хлопотать. Вейя поняла, что Доброрада не вернулась ещё.

Сняв верхицу, к столу прошла и на лавку присела — подождёт её.

Но только ждать оказалось долго, уже и светлеть начало сильнее, и помощница молчаливая, приготовив снедь, на стол выставив, в другую клеть ушла. Вейя всё о вчерашнем пиршестве думала, об отце...

Волхве, верно, не до забот Вейи, у ней хлопоты побольше её будут, а она пришла тут со своими разговорами пустыми. Да и что ей Доброрада скажет? Чем утешит? Вейя уже собралась уходить, передумав, как половицы скрипнули, и на пороге появилась Доброрада.

Волхва к столу прошла, разматывая плат на шее, расправляя концы по плечам, взяв крынку, влила в плошку ароматного взвара гостье и себе. Напротив Вейи села.

— Случилось ли что, Вейя? — спросила ласково всё же.

И невозможно от взгляда её пронзительного уйти, смотрит будто в саму душу, всё видит, и те мысли беспокойные, что не давали нынешней ночью спать Вейе.

— Вчера сотник князя прибыл… да ты знаешь, наверное. Вернётся на днях и сам Годуяр… — на одном выдохе сказала.

Доброрада выслушала внимательно, в чашу свою посмотрела да к губам поднесла — испила, задумываясь о чём-то. Вейя тоже сделала глоток, раскушивая сладость ягодную питья целительного.

— О князе знаю. Вчера такой шум стол, что слышно его было даже у капища. Ну а ты тревожишься за отца, — произнесла волхва, — места себе найти не можешь, и вовсе не из-за того, что тебе вчера довелось увидеть, верно? — сказала волхва, хитро глаза прищурив, сверкнув на Вейю.

А потом, оторвав взор от Вейи, в разволочённое окошко низкое посмотрела, откуда виднелся плетень низкий и холм покатый, тонувший в тумане. Вейе так не по себе стало и муторно, что прийти в себя не могла, и жар стыда несусветного заметался по груди. Неужели всё поняла волхва, что она видела? Но ведь невозможно такое?!

— Пойдём, — вдруг поднялась с лавки волхва, отставляя свою плошку, беря из рук Вейи её чару.

И пирог, что чернавка из печи только вытащила, нарыв краем рушника, тоже взяла. Неужели смотреть будет? К Макоши обращаться? Никогда раньше она не делала этого для Вейи.

— Узнаем, что там впереди, а то, видно, до того мига, как отец твой приедет, ты изведёшься вся. И так вон какая тонкая стала, как тростинка, глядела бы лучше по сторонам — на тебя такие молодцы заглядываться, а ты и не замечаешь ничего, в чаяниях пустых утонула совсем, — всё бурчала волхвица, сворачивая в рушник пирог.

— Далебор вчера ни словом не обмолвился о воеводе...

Доброрада взор свой пронзительный подняла, но отвернулась тут же, к двери направилась, и дрогнули пальцы Вейи — не ускользнуло от внимания, как в глазах волхвы тревога качнулась, осела илом на сердце. Вейя поднялась, сжимая верхицу в руках, за Доброрадой последовала, не чувствуя ног от поднявшегося волнения.

Выйдя из избы, волхва на займище свернула, а оттуда поднялись на холм к капищу. Вейя смотрела всё на спину Доброрады. Туман уже уходил в самые низины влажные, рассвет чуть ярче становился на окоёме. Поблёскивало из-за леса светило. Близился зной дневной, от которого нужно будет хорониться в тенях деревьев или в глубине теремов, проводя время за полотном и иглой. Только внутри Вейи совсем было зябко.

— Время подходящее, чтобы в будущее заглянуть — Чуров день близился, день, когда грань миров стирается и пращуры взирают на дела наши, к очагу своих потомков приходят, братчину разделяют, — говорила волхва, поднимаясь по тропке, что вытоптала за это лето.

Капище, что высилось недалеко от детинца, древнее. Тут, у соснового бора в глуши благодатной.