не имеем права останавливаться, а купцы по меньшей мере на четверть часа позади нас. Но если бы я мог предложить вам ехать со мною до стоянки, я с удовольствием исполнил бы ваше желание». Незнакомец ничего не ответил; он вытащил из-за седла длинную трубку, закурил ее и стал спокойно потягивать из нее. Они продолжали путь: незнакомец ехал рядом. Предводитель охраны не знал, как ему относиться к молчаливому всаднику. Прямо спросить, кто он такой? он не решался; а на все его усилия завязать разговор, вроде «какой славный у вас табак!» или «чудный шаг у вашего коня», всадник отвечал неизменным «да, да!» и больше ничего. Наконец, доехали они до предположенного места отдыха. Предводитель расставил стражу, а сам остался с незнакомцем поджидать караван. Вот потянулись мимо тридцать тяжело нагруженных верблюдов, при каждом вооруженный проводник. За ними показались всадники, а среди них на прекрасных конях те пять купцов, которым принадлежал караван. Все это были люди более или менее зрелого возраста, серьезные и положительные; только один казался значительно моложе остальных и смотрел как-то веселее и подвижнее. Несколько верблюдов и вьючных лошадей завершали шествие.

Разбили палатки, расставили кругом верблюдов и коней. Посредине возвышалась палатка из голубой шелковой ткани. Начальник охраны повел туда незнакомца. Там, на затканных золотом подушках, сидели владельцы каравана; черные невольники разносили им кушанья и напитки. «Кого ведешь?» — крикнул молодой купец проводнику. Не успел тот ответить, как незнакомец заговорил: «Я Селим Барух, еду из Багдада. По дороге в Мекку на меня напали разбойники; я только дня три тому назад вырвался из плена. Хвала пророку, я услышал издалека колокольца вашего каравана и добрался до вас. Позвольте мне продолжать путь под вашею охраною; поверьте, я не окажусь недостойным этой чести. По приезде же в Багдад я щедро отплачу вам за гостеприимство, так как я племянник великого визиря». — «Селим Барух», — степенно отвечал старший из купцов, — «привет тебе под нашею кровлею! Мы рады помочь тебе. Садись и отдохни с нами».

Селим Барух сел к купцам и ел, и пил с ними. После еды невольники прибрали посуду, внесли длинные трубки и поставили турецкий шербет. Купцы долго сидели молча, лениво выпуская перед собою голубоватый дымок и поглядывая как легкие кольца стягивались и расплывались перед ними в воздухе. Молодой купец первый прервал молчание. «Вот мы сидим так третий день, то на коне, то в палатке, и ничем еще не пытались сократить время. Я страшно скучаю, так как привык после еды наслаждаться музыкою и пением или смотреть на танцы. Не придумаете ли вы, друзья, как сократить время?» Четверо старших купцов продолжали молча курить, словно обдумывая ответ, незнакомец же заговорил. «Если позволите, я вам предложу кое-что. Что, если бы на каждой стоянке каждый из нас по очереди рассказывал что нибудь остальным? Ведь все-таки время скорее бы прошло».

— «Селим Барух, ты прав», — сказал Ахмет, старший из купцов; — «мы принимаем твое предложение».

— «Очень рад, что предложение мое одобрено. А теперь, чтоб доказать, насколько оно разумно, позвольте мне первому начать».

Купцы с радостью согласились, посадили незнакомца посредине и поудобнее расположились вокруг. Невольники снова наполнили кубки, набили трубки своих господ и принесли пылающие угли для закуривания. Селим прочистил себе голос глотком шербета, разгладил бороду и начал. «И так, слушайте же, друзья, повесть о Калифа Аисте».

* * *

Калиф Аист

Сидел однажды уютно на своей софе калиф Багдадский, Хазид. День был прекрасный; калиф только что немного вздремнул и проснулся в самом благодушном настроении. Он потягивал из длинной трубки розового дерева, выпивал от времени до времени глоточек кофе и каждый раз при этом весело поглаживал бороду, так казался ему вкусным душистый напиток. Одним словом, по всему было видно, что калиф прекрасно себя чувствует. В такое время с ним необыкновенно удобно было говорить; он тогда был особенно мягок и благосклонен. Вот почему великий визирь, Мансор, ежедневно посещал его именно в эти часы. Пришел он и в тот день, только, сверх обыкновения, казался каким-то озабоченным. Калиф тотчас заметил это, вынул трубку изо рта и спросил: «Что у тебя за странное лицо сегодня, великий визирь?»

Великий визирь почтительно скрестил руки на груди, поклонился повелителю и отвечал: «Государь! Какое лицо у меня — не знаю, но знаю, что внизу стоить торговец и у него такие прекрасные вещи, что поневоле загрустишь, когда нет лишних денег в кармане».

Калиф давно собирался порадовать чем нибудь верного визиря. Он приказал невольнику привести торговца. Торговец не замедлил явиться. Это был толстенький, коротенький человечек в затасканной одежде и с очень темным цветом лица. Он притащил ящик, а в нем всевозможные товары. Тут были жемчуга и кольца, богато отделанные пистолеты, кубки, гребни. Калиф и визирь все пересмотрели; наконец, калиф купил себе и визирю прекрасные пистолеты, а жене визиря роскошный гребень. Торговец уже складывал товар, когда калифу на глаза попался небольшой ящичек. Он спросил, нет ли в нем еще каких товаров. Купец раскрыл ящичек и вынул оттуда коробочку с каким-то черноватым порошком, а при нем бумажку с странными письменами. Ни калиф, ни Мансор не могли их прочесть. «Это дал мне один купец: он нашел их на улице в Мекке», — сказал торговец. «Я, право, не знаю, что это такое. Возьмите за сколько хотите, у меня они все равно без пользы лежат». Калиф любил собирать древние рукописи, хотя и не мог их читать. Он купил порошок и рукопись, и отпустил торговца. Калифу, однако, сильно хотелось знать, что собственно там написано, и просил визиря указать, кто мог бы разобрать письмена. «Повелитель, есть такой человек», отвечал Мансор. «Он живет при большой мечети; зовут его Селимом Мудрецом. Он все языки знает: верно и эти строки разберет». Призвали Селима Мудреца. «Селим!» — обратился к нему калиф. — «Ты, говорят, очень мудр и учен;