людей, которые неохотно на что нибудь решаются из боязни потерять то, что имеют. Воспитал он меня прилично и довел до того, что я рано стал ему помощником. Мне только что исполнилось восемнадцать лет, а он только что затеял первую крупную спекуляцию, как неожиданно скончался. Вероятно, тут не малое имела влияние непосильная для него тревога насчет участи тысячи золотых, вверенных им коварному морю. Мне скоро пришлось порадоваться за него, что он вовремя умер, так как через месяц пришло известие, что корабль, уносивший достояние отца, погиб. Мою юношескую бодрость это, положим, не убило. Я обратил в золото все, что только осталось после отца и решил отправиться на чужбину искать счастья. Со мною отправился старый слуга: он был слишком привязан ко мне, чтобы отпустить меня одного. Мы выехали из гавани с попутным ветром. Корабль, на который мы сели, должен был идти в Индию. Мы плыли уже недели две, как вдруг капитан возвестил нам приближение бури. При этом он казался очень озабоченным, так как, по-видимому, плохо знал фарватер той области. Собрали паруса и мы еле двинулись вперед. Наступила ночь, светлая, прохладная; капитан начал надеяться, что ошибся насчет бури. Вдруг мимо нас на всех парусах пронесся корабль, которого мы раньше не заметили; он пронесся так близко, что чуть ли не задел бортом о борт. С палубы раздавались дикие возгласы и крики, что крайне удивило меня в торжественный для моряка час перед бурею. Капитан наш стоял бледный как полотно. «Пропал мой корабль!» — воскликнул он, — «там мчится смерть!» Не успел я расспросить его, что это значит, как уже со всех сторон сбегались матросы с криком: «Видели, видели его? Теперь пропали мы!»

Капитан распорядился, чтоб для успокоения экипажа читали изречения из Корана, а сам сел у руля. Все напрасно! Буря заметно надвигалась и не прошло часа, как раздался оглушительный треск и корабль наш сел. Спустили лодки; только успели сойти последние матросы, как корабль на наших глазах погрузился в море. Мы очутились нищими среди безбрежного водного пространства.

Но бедствие этим не кончилось. Все сильнее и сильнее свирепела буря; не было возможности управлять лодкою. Я крепко обхватил руками верного слугу и мы поклялись не отставать один от другого. Наступало утро. Заря только что занялась, когда порыв вихря подхватил нашу лодку, закрутил и опрокинул ее. Я никогда больше не видал своих спутников. Падение оглушило меня; когда я очнулся, я очутился в объятиях своего старика, который спасся на опрокинутой лодке и втащил меня за собою. Буря улеглась. От нашего корабля ничего не осталось, но вдали виднелось другое судно, к которому нас гнало волною. Когда мы очутились ближе, я узнал корабль; это был тот самый, что ночью промчался мимо нас и так напугал капитана. Мне как-то страшно жутко стало от этого корабля. Пророчество капитана, которое таким ужасным образом сбылось, пустынный вид корабля, на котором никто не показывался, несмотря на наши призывные крики, все это наводило какой-то непонятный ужас. Но раздумывать нам было некогда; это было единственное средство спасения. Нам оставалось только благодарить Пророка за его попечения о нас.

У носа корабля висел длинный канат. Мы принялись грести и руками и ногами, чтобы подъехать к нему. Нам посчастливилось поймать канат. Я громко крикнул, но на корабле по-прежнему было тихо. Тогда мы стали подниматься; я, как младший, впереди.

Но, о, ужас! Какое зрелище представилось мне, когда я вступил на палубу! Весь пол был залит кровью, от двадцати до тридцати трупов в турецкой одежде лежали распростертыми на земле; у средней мачты стоял человек в богатой одежде, с саблею в руках. Лицо его было бледно и искажено страданием, во лбу торчал большой гвоздь, которым он был пригвожден к мачте: он тоже был мертв. Ужас приковал меня к месту, я едва смел дышать.

Тем временем подоспел мой спутник. Его тоже ошеломил вид ужасного побоища. Но что было делать? Мы усердно помолились пророку и двинулись вперед. Мы шли по палубе и оглядывались, нет ли чего нового, чего нибудь еще более страшного. Все оставалось по-прежнему. Ни тут, ни там ничего живого, одни мы и безбрежное море! Мы не смели даже громко говорить из боязни, что тот у мачты обратит на нас свой неподвижный взор, или что который нибудь из убитых повернет к нам голову. Так дошли мы до лестницы вниз, в каюты. Тут мы невольно остановились и переглянулись. Никто не решался первый высказать своих мыслей.

— «Господин мой», — сказал верный слуга, — «здесь произошло что-то ужасное. Но, будь корабль внизу полон убийц, я лучше доварюсь им, чем оставаться здесь среди трупов». Я был того же мнения и потому мы собрались с духом и спустились в каюту. И там было безмолвно как в могиле и шаги наши глухо отдавались по лестнице. Мы остановились у дверей каюты. Я приложил ухо к двери: ни звука. Я открыл дверь. Странный вид представляло помещение. Все было разбросано: одежда, оружие, всевозможная утварь валялись в перемежку. Ничего не было на месте. Экипаж, или, по крайней мере, капитан, вероятно, недавно пировали тут, судя по остаткам убранства. Мы обошли все каюты, все закоулки; всюду были сложены богатые запасы шелковых тканей, жемчуга, сахара и пр. и пр. Я был страшно доволен, так как полагал, что раз на корабле никого нет, я свободно могу себе присвоить оставшееся добро. Ибрагим нисколько разочаровал меня, напомнив, что земля, по-видимому, еще очень далеко и что одним без посторонней помощи вряд ли удастся нам добраться до нее.

Мы подкрепили себя пищею и напитками, которые нашли в изобилии, потом снова поднялись на палубу. Но тут у нас мороз по коже пошел при виде трупов. Мы решили избавиться от них. Не тут-то было! Невозможно было сдвинуть их с места. Они лежали как прикованные к палубе; пришлось бы доски вырубать, чтобы их сбросить в море, а для этого у