«Чтобы пресечь волнения народа, может, сделать Водима соправителем? — подумал Рюрик. — Княжат же в Киеве два брата и — ничего...»

В горницу закрадывалась темнота; багрянец на небе исчез, на землю опускалась ночь.

— Зажгите светильники и позовите на ужин послов киевских, — повелел Рюрик одному из рынд[11]и, видя его недоумённый взгляд, пояснил: — Да, да... Будем здесь вечерять.

Затрещали фитили в настенных сальниках; слабый огонёк от них выхватил склонённую над столешницей часть правой заострённой скулы новгородского князя, угол безусого рта и узкую, чуть подрагивающую линию высокого лба со спущенной на выпуклый глаз русой чёлкой.

Разгорелось пламя, и высветлилось всё княжеское лицо. Когда вошли послы, то, подняв головы, хорошо рассмотрели его — крупное, бесстрастное, будто несколько мгновений назад и не бороздили морщинами Рюриково чело, сокрытое волосами, беспокойные мысли.

— Проходите, садитесь! — по-свойски пригласил послов князь: накануне он встречался с ними и вёл разговор о торговле.

Киевским купцам удалось убедить своих князей Аскольда и Дира в выгодности торговых дел со Славенском, прозываемым сейчас Новгородом, — через центр Северной Руси шли добротные товары из верхних стран: металлическое оружие, плотницкие и другие инструменты, серебряные женские украшения. В этом случае Киеву не нужно было кружным путём через Восток и Византию приобретать их, доходнее напрямик «из грек в варяги» иметь сношения со свейскими[12]или датскими купцами.

Вот и направили киевские архонты послов к Рюрику потолковать да и сговориться так, чтобы явить от сих сделок увеличение и киевской казне, и новгородской. Как и в прошлый раз, в Новгород прибыли Селян с Никитой, другие купцы именитые, с ними — доверенное лицо Аскольда из его дружины Доброслав Клуд. И ещё одного послал старший киевский князь — грека Кевкамена, давно жившего в Киеве и сумевшего по-доброму расположить к себе сердце Аскольда. Возглавлял посольство боил[13]Светозар, которого после гибели его сына Яромира от рук хазар Аскольд, по настоянию воеводы Вышаты, удержал у себя и не стал направлять на границу с Диким полем, где Светозар служил ранее. И сам Вышата попросился в посольство: захотел ещё раз взглянуть на полюбившееся ему Ильмень-озеро. Будучи шестнадцатилетним юношей, ездил на его берега с отцом сватать невесту. Хорошей женой оказалась словенка, иначе, как голубка, Вышата её не называл. Да умерла она при первых родах, оставив на его руках младенца мужского пола; сын по имени Янь сейчас стал взрослым, крепким, сравнимым разве что с морёным дубом. Но не по ратной стезе пошёл, как отец — смотритель киевских вымолов[14]и боевых лодей, а по хозяйственной. Его вотчина под Киевом — пример порядка и достатка всем владетелям.

С торговыми делами управились на удивление быстро; Рюрик самолично указал киевлянам место на торговище под детинцем, где можно построить свой гостиный двор: как раз он поднимется рядом со Свейским. Тут же под тесовыми крышами с клетями для товаров разместились дворы Греческий, Норманнский, Булгарский и даже Сарацинский[15].

А теперь новгородский князь звал послов и купцов к себе снова, якобы вечерять... На нём, как на мизинном человеке, была надета рубаха, шитая из одного куска льняной тканины одним боковым швом, который оставлял дыру для головы. Но в отличие от большинства простого мужского населения, носившего здесь рубахи поверх штанов, на князе рубашка была заправлена в кожаные хозы[16], поддерживаемые узким ремешком, на ногах — яловые сапоги, какие носили норманны и свей, — короткие, зашнурованные спереди.

Княжеского на Рюрике всего-то было — висевшая на груди тяжёлая золотая цепь да длинный в отделанных жемчугом ножнах агарянский нож на кожаном пояске.

Коль князь пригласил вечерять — киевляне, не задавая вопросов, расселись за длинным столом, хотя время и позднее было. Вон уж и небесные звёзды табунками высыпали в оконцах горницы, что, как известно, находится на горнем ярусе — оттого и зовётся горницей.

Некоторые из гостей уже успели перекусить, поэтому вначале еда шла натужно, но потом, как пропустили чару-другую, заспорилось и разговор стал налаживаться. А Рюрику того и надо: затем и позвал — послушать речи о княжении двух соправителей и об устройстве разных дел Руси Киевской. Но первое интересовало больше всего: ведь сам надумал с Водимом Храбрым власть разделить. Только не мог вот так сразу Рюрик попросить ответить, как, мол, делят Аскольд и Дир эту власть, не собачатся ли из-за неё?..

А начал он издалека, со своего рассказа об острове, где родился и вырос, и о том, почему именно его, среднего внука, а не старшего, Гостомысл призвал властвовать в Новгород:

— Шапочное знакомство не в потомство... И потому, если дружить, надо больше друг о друге знать. Скажу о себе... Родом я с острова Руген. Стоит он в Варяжском море[17]норманнской лодьёй-дракаррой. Но не норманны живут там, а западные славяне: брежане, поморяне, рароги, или бодричи. Отец мой Годолюб — из рарогов — владел крепостью Арконой, стоявшей возле урочища Сванта Гара, что значит Святая Гора, ибо на гранитном утёсе, который звался Божий Камень, возвышался верховный бог всех племён Ругена Святовит — Святой Свет или Святой Светлый...

— Я из Крыма... — подал голос Клуд.

— Из Крома... То есть со кромки земли... Знаю, греки зовут его Таврией, — перебил Доброслава Рюрик.

— Верно, княже, — уточнил Кевкамен. — Когда-то на месте нынешних греческих колоний в Крыму проживало племя тавров.

— Наш верховный бог такой же, как и у вас, — завладел нитью разговора Доброе лав. — Но только мы, русские поселяне, зовём его Видом Святым — Световидом. Он мирный бог... На его праздник мы с собой никогда оружие не брали. За что поплатились однажды. Долгая история, по которой вышло так, что мы отомстили тому, кто навёл врагов на наш род.

— И на Ругене Святой Свет тоже был мирным богом, — снова стал говорить Рюрик. — Но пришёл Готфрид-датский, овладел Арконой, разрушил храм и повесил моего отца Годолюба. Вот тогда мы построили в земле жмудей новое капище Святовиту, но теперь он вместо рога изобилия в руке держал меч... И уже с именем бога, ставшего воинственным, мы захватили Аркону, и остатки данов[18]покинули наш прекрасный остров. Если бы вы видели его! На просторах Ругена — буковые леса, ржаные поля, светлые песчаные дюны, зелёные луга, родниковые ключи и пресные озера, где обитают тысячи лебедей. На гранитных утёсах живут орлы, а в глубинах тихих морских заливов водятся гигантские черепахи и жирные нерпы. С какой неохотой я уезжал оттуда, когда меня позвали в Новгород вместе с матушкой. Она средняя дочь старейшины Гостомысла, отданная замуж за западнославянского князя, за моего отца[19]. До меня Новгородом правили не князья, а старейшины...