мою психоэмоциональную матрицу, — криво ухмыльнулся я. — Но мой глубинный внутренний мир его определённо интересует. Это меня и пугает…

— Феликс, твой юмор иногда слишком мерзкий, как для ребёнка, — проворчал Джо. — Мы знаем, что ты не совсем ребёнок, но… Сам понимаешь.

— Зато ему легче, — дипломатично проскрежетал Роджер.

Я хихикнул. Истерично так, безумно. Как будто меня самого не раздражала моя детская рожа, короткие пухленькие ручонки и писклявый, раздражающий голосок. Тут, чтобы поддерживать эмоциональную стабильность, только такой юмор и помогает.

Что мне нравилось в Атлантиде — здесь, на первом ярусе, давали какую-никакую (пусть и под постоянным наблюдением) свободу аномалиям. Или, как их ещё здесь называли, «рыбам». Мы могли иногда выходить и вот так общаться, что мирило многих с условиями их заключения. Меня, естественно, это не мирило, потому что надо мной не только проводили сомнительные опыты, но и заставляли периодически видеться с местечковым большим боссом.

Обменявшись ещё парочкой реплик, мы спокойно разошлись по своим делам.

Атлантида чем-то напоминала лабиринт. Множество завитков, огромное количество коридоров, лестниц. Кто-то мог бы подумать, что это гигантская больница для не самых обычных существ. По пути мне встречались не только бесчисленные камеры видеонаблюдения, но и военные, которые моё существование игнорировали чуть меньше чем полностью.

Всё же, на первом ярусе атмосфера была ещё довольно расслабленной. Очень-очень расслабленной. Мистер Стивенсон как-то устраивал мне экскурсии по другим ярусам и, должен заметить, я благодарен этому древнему злобному нечто за то, что он позволил моей маленькой особенности остаться сокрытой. Стокгольмский синдром, как он есть. За такие «вольные» гулянки меня бы там уже сто раз пристрелили. Не то, чтобы это дало какой-то особый эффект. Тут, скорее, сам факт.

Точно пансионат.

Кабинет Мистера Стивенсона я уже мог найти даже с закрытыми глазами. В самом краю корпуса, куда меня поселили, дверь в его кабинет выделялась разве что табличкой с надписью: «Мистер Стивенсон». По-хорошему, обычно на табличках висит полная должность атланта (самоназвание), однако Мистер Стивенсон не нуждался в дополнительном представлении.

Вездесущий и, как некоторые считают, всемогущий атлант узнавался ещё в тот момент, когда сотрудники только начинали проговаривать его имя. Моя «честь», что он персонально пришёл за мной.

Чтобы его там черти из зАда драли…

Протяжно вздохнув, уже думал вломиться без стука, но потом остановил себя.

Уже однажды осмелился зайти без стука, за что поплатился отсеченной головой. Было обидно и неприятно. Сам позвал, главный черт из зАда, и сам же и убил.

— Манеры молодых людей, как же… — пробурчал я, постучав в дверь.

Удивительным образом коридор, стоило мне постучать, опустел. Любые признаки разных форм жизни исчезли, звуки, да и общая картинка стала более глухой, смазанной. Впрочем, я этому уже давно не удивлялся, да и в принципе сомневался, что хоть кто-то удивлялся. Кабинет Мистера Стивенсона существовал за пределами нашей плоскости, о чём было известно каждому уборщику. Каждый раз, когда я стучался в его кабинет, мне казалось, что я по пояс погружался в океан. Возможно, простых людей это испугало бы, но только не меня.

В каком-то смысле, океан давно стал для меня местом более родным, чем суша.

— Можешь заходить, Феликс.

Совершенно обычный старческий голос. Не было в нём ни сверхъестественных ноток, ни какой-то потусторонней жути. Разве что, кого-то могло смутить, что голос старика прозвучал где-то сзади, а не из кабинета. Тут, хочешь не хочешь, а булки сжимались.

Педобир старый.

Молча открыл белую дверь, поморщившись от ударившего в глаза света. Дверь вывела меня не в нормальный кабинет, а на грёбаный пляж. Я, если честно, так прикола и не понял. Не прикола игр с пространством, а практического удобства.

— Я никогда не пойму, как вам может быть удобно сидеть под палящим солнцем в деловом костюме, — проворчал я.

А ведь это ещё и песок в туфли попадает, жуть. А если в труселя?

Святая Мария…

Сидевшее ко мне спиной седое нечто проигнорировало мою реплику, указав на соседнее кресло. Закатив глаза, молча подошёл к уходившему в воду креслу, усевшись в него. Что ни говори, максимально сюрреалистичная картина: будто сбежавший из палаты ребёнок в белых одеждах и таких же белых тапочках сидит в офисном кресле на побережье рядом со стариком в деловом костюме. Добавить к этому полностью пустой пляж, торчавшую из-под золотистого песка белую дверь, которая, чисто в теории, никуда не должна была вести, и совсем хорошо получается.

Пришлось ещё немного посидеть в тишине. Старик с важным видом что-то писал на бумаге. В принципе, мне посидеть на солнышке было даже в удовольствие, так что торопить Мистера Стивенсона было не с руки.

— Завтра эта ветвь будет оборвана, Феликс, — неожиданно буднично заговорил Мистер Стивенсон.

Я устало развалился на кресле, чувствуя, как оно медленно погружается в песок. Захотелось раздеться и искупнуться в водичке, но раздеваться перед этим старым педобиром как-то не хотелось. У меня есть своя гордость и честь, в конце концов.

— Что на этот раз?

На моей памяти, не учитывая мои смерти, мир окончательно, без возможности спасения уничтожали уже много раз. То какие-то слишком опасные твари прорывались из океана, то под землёй пробуждалась какая-то древняя херня, то вселенная по каким-то независящим от нас причинам коллапсировала (дерьмо случается, ничего не поделаешь), то… А, впрочем, чаще всего я даже осознавать не успеваю, что конкретно окончательно уничтожает этот мир. Всё происходит слишком быстро. Мистер же Стивенсон как-то не спешит рассказывать. Лишь под настроение.

Старик потёр виски.

— Планету уничтожит луч.

— Что за луч? — моргнул удивлённо я.

— Недавно развившаяся космическая цивилизация из соседней туманности наткнулась на нашу солнечную систему и посчитала, что мы не должны существовать, — развёл руки Мистер Стивенсон. — Их можно понять, Феликс, но, как ты понимаешь, для нас это печальный исход.

Вот так, буднично. Обычный, сука, понедельник. А ведь сегодня суббота!

— Вы уже пытались что-то сделать? — чисто формально поинтересовался.

— Эту ветвь уже не спасти, — покачал головой Мистер Стивенсон.

Значит, в других вариациях мира пытался спасти нас. Судя по всему, провал.

На самом деле, несмотря на все нюансы, мы с ним были довольно близки. Он — многомерная сущность, которая существует одновременно в охренеть скольких отражениях этого мира. Я же…

Ну, тут нужно отдельно всё уточнять. Без чего покрепче так и не объяснишь полноценно.

— Мистер Стивенсон, вы просто не стара…

Я уже думал иронично съязвить, как… Как бы сказать? Песок поглотил меня. Ожил, моментально разорвав моё тело. Как и обычно — я даже толком осознать ничего не успел, лишь на