Светловолосый мальчик, обогнавший нас, оглядывается. Отец толкает его локтем в бок, и он отворачивается.

– Петра, мы точно не знаем, что произойдёт.

Мама украдкой косится на другую семью и теребит свою косу.

– Мне кажется, ты врёшь.

Мама переглядывается с отцом и накрывает ладонью мою руку.

– Сейчас, Петра, Земля не вращается вокруг тебя. Ты не задумываешься о чувствах других людей?

У меня чуть не срывается с языка, что Земля может вообще перестанет вращаться, но рука, за которую меня держит мама, вздрагивает. Обернувшись, я вижу, что мама вся дрожит.

Она кивает на вход, откуда мы пришли.

– Ты заметила за воротами людей?

Я отворачиваюсь. Мне не хочется вспоминать женщину, снимающую обручальное кольцо и подталкивающую ребёнка к вооружённому охраннику.

– Ну, пожалуйста, пожалуйста, – просит она одними губами, когда мы проходим через во- рота.

Как и предсказывали, эта молодая семья и сотни других каким-то образом выяснили, что правительство что-то скрывает.

– Да они отдадут всё, что угодно, лишь бы оказаться с нами на борту. – Мама наклоняется и смотрит мне в глаза.

– Ты хочешь улететь?

Я думаю о матери с маленьким ребёнком и о том, что могу никогда больше не увидеть папу, маму и Хавьера.

– Нет, – отвечаю я.

К нам приближаются женщина с девочкой. Они держатся за руки.

У девочки из капюшона торчит серебряный рог. Проходя мимо, она подозрительно меня оглядывает.

– Сума, тсс, – шепчет её мама, и девочка отворачивается.

Моя мама смотрит им вслед, и я понимаю, что она видела их взгляды.

– В общем, придержи сейчас своё мнение при себе, пожалуйста.

Мама проходит вперёд и догоняет папу с Хавьером.

Папа поднимает брови и качает головой. Я понимаю, что даже его терпению пришёл конец. Хавьер бежит ко мне и спотыкается о камень на тропе. Он падает на меня, и я ставлю его на ноги. Он берёт меня за руку.

– Всё хорошо, – говорит он, совсем как я ему раньше. На этот раз он ведёт меня.

Мы приближаемся ко входу корабля-богомола, и я делаю глубокий вдох.

Над нами нависает передняя часть корабля, размером с футбольное поле. Окна впереди похожи на длинные зубы в разинутой пасти от макушки до нижней челюсти. Две задние ноги врезались в землю, удерживая корабль на месте.

Вдали видны крохотные полоски на брюхе другого корабля-жука. Он взлетит вслед за нами.

Хавьер показывает на два отделения, похожие на крылья в конце корабля.

– Наши места там? – спрашивает он.

Папа кивает.

– Он больше моей школы, – шепчет Хавьер.

– Да, – притворно улыбается мама, словно пытается убедить, что мы идём в Диснейленд. – Не каждый корабль может перевезти так далеко столько людей.

– И мы будем спать? – спрашивает он.

– Да, как будто вздремнём, – отвечает мама.

Сон и его блага – единственная радость, которая сглаживает предстоящее путешествие. Однако, если Хавьер засыпает после обеда на полчаса, нам предстоит проспать триста восемьдесят лет.

Глава третья

Не пойму, как это я сразу не сообразила, что происходит, за неделю до отлёта, когда случайно услышала разговор родителей.

Они говорили в гостиной, понизив голос, – знаем мы эти фокусы.

Даже если они знали, что мы спим, всё равно не хотели, чтобы до нас долетело хоть слово.

Я схватила куклу Джозефину за голову и раскинула её тёмные волосы по подушке. Наверное, я лет пять не играла с Джозефиной, но держала её под рукой для подобных случаев.

Выйдя на цыпочках из спальни, я прошла мимо двери Хавьера.

Мерцающего света от его аквариума хватало, чтобы идти по коридору.

Из его комнаты донёсся довольно громкий шёпот, способный оживить даже Джозефину.

– Петра, ты куда?

Я поспешила войти к нему, и скрипнула дверью.

– Никуда. Просто попить.

Он перекатился в кровати, освобождая место. Вместо пижамы на нём была толстовка с капюшоном с изображённой на ней генетической бандой зверей, которую он не снимал три дня.

С тех пор, как китайские генетики воссоздали шерстистого Уолли и клонированный мамонтёнок вышел на мировую сцену, у каждого ребёнка лет восьми была толстовка с Уолли в центре на груди, маленьким гипакрозавром с одной стороны и птицей додо с другой. Хавьер протянул мне книжку «Мечтатели»[6], настоящую, бумажную, доставшуюся ему от отца. Книга была старая, написанная задолго до появления либрекса и генераторов историй.

– Не сейчас, Хавьер.

Я поставила его любимую книгу на полку над кроватью.

– У-у-у, – заныл он.

Вдруг мама с папой повысили голос, и я приложила к губам палец.

– Тише. Мы уже должны спать.

Я наклонилась поцеловать его на ночь и ушибла о кровать ногу. Закрыв рукой рот, я повалилась рядом с ним.

– Прости, – прошептал он.

– Ты тут ни при чём, – буркнула я, растирая на ноге палец. – Я не рассчитала. Глаза подвели.

Хавьер схватил меня за руку.

– Не переживай, Петра. Я буду твоими глазами.

К горлу подкатил комок, и я обняла брата. Взяв его ручонку, погладила пальцем созвездие родинок у сгиба большого пальца, молчаливое послание, о котором знали только мы. Я устроилась рядом с ним на подушке, и мы смотрели, как плавает со дна на поверхность аквариума и обратно африканская карликовая лягушка. С длинными перепончатыми ногами она была похожа на мексиканский томат с торчащими из него зубочистками.

– Ну ты её и раскормил.

– Её зовут Толстушка, так что всё в порядке, – ответил Хавьер.

Я хихикнула и стала гладить родинки, пока не услышала его сонное дыхание.

Из-за корешка «Мечтателей» я увидела, как мама взглянула на нас внимательными и добрыми, как у Литы, глазами.

Я сползла с кровати Хавьера на пол. В коридоре было темно, и я решила, что до гостиной, чтобы подслушивать, безопаснее добраться ползком. Так я чувствовала обстановку на ощупь и, ни на что не налетая, подобралась к книжному шкафу.

– Это как-то отвратительно, – говорила мама. – Сто сорок шесть дежурных на каждом корабле – всё, что нужно, чтобы человеческий род продолжался с достаточным генетическим разнообразием, даже если все остальные погибнут.

Они часто шутили так, обмениваясь научными гипотезами.

Наверное, это просто один из их заумных разговоров во время свидания вечером без детей.

– Похоже, что дежурные ради нас жертвуют собой, – продолжила мама.

– Их для этой миссии выбрали не случайно, как и нас, – сказал папа.

– Но мы-то доберёмся до цели.

– Они такие же пассажиры, – ответил папа. – А мы точно не знаем, что нас ждёт. Кто станет утверждать, что им выпадет лучшая или худшая судьба?

Теперь всё больше становилось похоже, что этот