мне суждено стать сказочницей. Но, как сказала Лита, истории должны стать моими собственными.

Хавьер выходит в чёрных плавках, словно собирается на пляж. Когда мама отдаёт Бену пластиковый пакет с одеждой Хавьера и его любимой книгой, папа берёт его на руки и обнимает.

Мама гладит Хавьера по спине, а он смотрит на открытую капсулу.

– Я хочу домой, – хнычет он. – Пожалуйста, поедем домой.

Мама освобождает Хавьера из объятий отца.

– Ты всего лишь ляжешь спать.

У Хавьера перехватывает дыхание. Он с трудом сдерживает слёзы. Мама сажает его в капсулу, все ещё не размыкая объятий.

Мне хочется, чтобы последние воспоминания брата перед погружением во многовековой сон были приятными. Я становлюсь перед ним на колени и прижимаюсь лицом к его щеке. Закрыв глаза, представляю, что моя рука у Литы, а в небо Нью-Мексико поднимается сосновый дым. Держу руку брата, как Лита держала мою, глажу созвездие из родинок на левом большом пальце. На его лице появляется улыбка. Я решаю рассказать ему ту историю, что услышала от Литы в последнюю ночь, проведённую у неё, ту, которая меня успокоила. Тихо и терпеливо начинаю.

– Знаешь, звёзды – это молитвы бабушек, мам и сестёр… – Хавьер сопит мне в ухо, и я продолжаю: – За детей, которых они любят. Каждая звезда полна надежды.

Я сажусь и показываю на небо:

– Y cuántas estrellas hay en el cielo?[10]

– Сколько на небе звёзд? – повторяет он, открыв глаз, чтобы посмотреть на потолок, словно представляет ночное небо. – Не знаю, – подумав, отвечает он.

Я наклоняюсь поближе и шепчу ему на ухо:

– Cincuenta[11].

Он улыбается, вероятно, воображая бечисленное количество звёзд.

– Sin… cuenta? – переспрашивает он.

Я улыбаюсь и глажу его по голове, как Лита.

– Без… числа, – шепчет Хавьер, понимая, где кроется загадка Литы.

Я задумываюсь, так ли хорошо я рассказала, как она, успокаивает ли его моя рука, как меня, когда я держу руку Литы. Остального не помню. Она закончила историю, и я успокоилась. Что она говорила?

– Все эти звёзды, что будут окружать нас, это наши умершие предки. Они будут шептать нам на ухо послания.

Хавьер садится, с испугом выпучив глаза.

– Звёзды – умершие родственники?

– Нет, я хотела сказать, как…

– Как духи? В космосе?

Хавьер хватается за край капсулы и пытается встать.

– Мама, пожалуйста, я не хочу лететь.

Не на такой результат я надеялась.

– Я не это хотела сказать, – пытаюсь исправить положение я, но слишком поздно.

Хавьер сейчас расплачется.

Вмешивается Бен.

– Доктор Пенья, нам надо идти дальше.

Мама гладит Хавьера по голове, чтобы успокоить, как после кошмара.

– Да-да, знаю.

Она укладывает сына и поворачивается ко мне.

В уголках глаз у неё собираются морщинки.

– Петра, сейчас не время для историй.

Слова кувалдой обрушиваются на мой живот.

У Хавьера дрожит подбородок.

– Хочу домой.

Может, родители правы, мне лучше изучать растения и камни, как они. Может, желание рассказывать истории – из разряда «жить в мире грёз» или «витать в облаках».

– Хавьер, мы летим домой, – пытаюсь оправдаться я, хватаясь за соломинку, за правду. – На Сагане мы будем бегать и играть, как обычно.

Хавьер кивает и безуспешно пытается улыбнуться. Папа гладит меня по спине. Я в ответ тоже улыбаюсь, но думаю, что от меня одни неприятности. В чём же секрет Литы? Мне никогда не стать такой, как она.

– Готовы? – шепчет маме Бен.

Мама неохотно кивает, но на глаза у неё наворачиваются слёзы.

Бен нажимает на кнопку и появляются ремни, которые держат Хавьера на месте.

Я чувствую на плече папину руку. Он слегка сжимает плечо, давая мне знать, что всё будет хорошо.

– Мама, пожалуйста, – просит Хавьер.

Он дёргается, но с ограничителями не может сдвинуться больше, чем на несколько сантиметров.

Бен надевает пластиковые перчатки. Он открывает металлическую коробку, на боку которой большими буквами написано: «En Cognito загружаемые знания – детский набор». Внутри – блестящие серебряные шарики. Бен поднимает один «ког» и устанавливает в какую-то штуку, похожую на миниатюрную ложку для мороженого, нажимает кнопку на ручке, и ког светится фиолетовым.

По маминой щеке катится слеза, и её голос звучит непривычно тонко, выше, чем голосок Хавьера.

– Всё в порядке, малыш. Обещаю, всё будет хорошо. Не бойся.

Хавьер дрожит всем телом, и по его щекам тоже льются слёзы.

Я крепче сжимаю его руку, глажу большим пальцем его родинки.

– Почти всё, – спокойно говорит Бен.

Ложкой для мороженого он перекатывает фиолетовый ког в ямку на шее Хавьера и удерживает.

– Ещё несколько секунд.

Хавьер закрывает глаза.

Я наклоняюсь, и его веки трепещут, открываясь на мгновение. Я приближаюсь к нему.

– До встречи, когда проснёшься, – шепчу я Хавьеру на ухо.

Хавьер всхлипывает, потом пищит:

– Когда мы проснёмся…

Через мгновение его тело обмякает, и он перестаёт дышать.

Я отпускаю его безжизненную руку и встаю, падая папе на грудь. Мама обнимает нас обоих. Я вытираю глаза папиной рубашкой, надеясь, что никто, кроме него, не заметит.

Ровным женским голосом компьютер сообщает:

«Стазисная капсула номер семь заполняется».

Я не смотрю. Знаю, что другие дети уже спокойно отдыхают в капсулах, но они мне не родня. А с братом я разговаривала несколько секунд назад. Я прячу голову в папину рубашку, пока щелчки запираемой капсулы Хавьера эхом разносятся по комнате.

– Извините, что поторапливаю, но… – говорит Бен.

Отец подталкивает меня к пустой капсуле.

– Мы понимаем.

Я вытираю глаза о папину рубашку и поднимаю голову. Бен медленно движется ко мне. Он смущённо наклоняет голову. Мама откашливается. Она таращит на меня глаза. Что? Что не так? Я опускаю глаза, стараясь не показывать растерянности.

Бен держит такой же пакет, какой дал Хавьеру. Я его не заметила.

– Твоя одежда, – говорит он.

Трясущейся рукой я беру пакет.

– Спасибо.

Он смотрит на родителей. Неужели заметил? Никто не говорит ни слова.

– Петра? – Бен смотрит мне в глаза. – Ты меня не видела?

Я кусаю губу и опускаю голову. Смотрю на отца, он слегка улыбается, но потом отводит взгляд. Я совсем запуталась.

Ну вот, я всё испортила. Я опускаю пакет и в отчаянии смотрю на Бена.

Чувствую, как мама протягивает руку, чтобы защитить, но тут Бен поднимает пакет и отдаёт мне.

– Давайте оденем Петру, – говорит он, кивая родителям.

Мама всхлипывает:

– Спасибо.

Я замечаю, что Бен смотрит из окна на лес.

– Нам просто необходимо поторопиться.

Я захожу за ширму и открываю пакет.

Кроме одежды в пакете белеет резиновая шапочка, как у пловцов.

Представляю, как прячу под неё непослушные волосы, и знаю,