«Спать, спать, завтра надо вкалывать, — уговаривал самого себя, но тщетно. Сон пропал. — Куда я влип? Один фалует баню строить на халяву, а того не сообразит, что не могу я, вор, пахать вместе с лягавым и сукой, что западло такое для меня. И коли пронюхают о том кенты, размажут самого как скурвившегося и не спросят, чьим тазиком пользовался. Им, если захотят, узнать такое проще, чем два пальца отделать. К тому ж трясти станут: почему не пришил обоих? А попробуй, тронь! Завтра в зону вернут. Ведь, кроме меня, их некому пришить, да и не за что. Лучше выждать свой случай и завалить, чтоб без подозрений. А уж на баню — ни ногой! Чего не хватало, чтоб я вместе с этими козлами пахал. Да лучше без бани дышать век». Влас матерился, ворочаясь с боку на бок. «А эта паханка! Тоже мне, бугор с трандой! Учит жить скромно! А сама вся в рыжухе! На шее цепочка, на пальцах кольцо и перстни, в ушах серьги, часы и те из рыжухи. Жидко зарабатываешь, а навар откуда? Погоди, огляжусь, тряхну тебя, толстожопую. Расколешься, где бабки взяла на рыжуху. Я из тебя выдавлю все, а потом смоюсь в Невельск. Там за бабки на любое судно возьмут», — думал Влас, засыпая.

Утром он проснулся чуть свет. Его разбудили радио и яркий свет, брызнувший в глаза. Мужик нахмурился, подумал про себя: «Вот тебе и воля, а на копыта вскакивать приходится поневоле. Как все… Называется отдохнул! Выспаться не дали!» Пил горячий чай, поругивал местные порядки. Едва вышел во двор, его подозвала Золотарева:

— Влас! Вы сегодня работаете с технологом — нашей Лидией. Поможете ей управиться с икрой. Идите в лабораторию! Чего здесь стоите? — указала на цех. Сама пошла в контору.

Влас не стал спорить и уже через пяток минут разгружал ящики с рыбой прямо из машины. Помогал потрошить кету, носил в тазиках икру в лабораторию. Лида внимательно проверяла ястыки на зрелость икры, некоторые браковала. Потом Влас носил молоки. Девушка снова рассматривала их под микроскопом.

Влас стоял за ее спиной и давился от смеха:

— Чего вы там ищете? Давайте я принесу все недостающее! Без микроскопа справлюсь!

— Вы о чем? — не поняла технолог.

— Ну, соль, перец, масло, лук! Отменная закусь получится! Чего голову морочить?

— Влас, есть кое-что важнее вашего желудка. Помогите мне переставить тазы с икрой ближе к свету. Теперь молоки. Вот сюда, — кивнула на столы и, аккуратно выпустив икру из ястыков в чистый таз, полила молоками, бережно перемешала икринки, стараясь не раздавить неосторожным движением.

До обеда три машины рыбы разгрузил вместе с Федором. В лаборатории Лиде помогали женщины, все в халатах, шапочках, масках, как врачи. Работали они молча, быстро, обмениваясь жестами, и Влас поневоле прикусил язык, хотя так и хотелось ляпнуть: «Бабы! Да дайте мне этот тазик, я его своими молоками доверху залью. И мешать не придется. Зато какие кенты вылупятся! Самого морского дьявола на разборку вытянут! Во веселуха будет!» Но нет, эти не поймут шуток. Они избегают общения с ним, условником. Даже обедать сели отдельно, не позвали его. А Влас, опрокинув стакан чаю, снова вернулся в лабораторию. Там вовсю кипела работа.

— Влас! Помоги разгрузить!

— Эй, новичок! Давай потроши!

— Где моя икра?

— Живее молоки!

К концу дня в лаборатории собрались все.

— Дима! Освободи стол под молоки!

— Полина! Это бракованная икра, убери ее!

— Влас! Выносите рыбу!

— Куда ее дену?

— В коптильню! Не выбрасывать же добро!

— Ивановна! Откройте склад, нужны формы. Да и тазов мало!

— Галя, давай здесь помоги!

Власа разрывали. Он нужен был всем и всюду, он еле успевал, а его поторапливали: «Быстрее! Помоги, пожалуйста!», «Влас, придержи! Будь другом!»

Впрочем, не сачковал никто. Вымотались все так, что к девяти вечера еле держались на ногах.

— Все! На сегодня шабаш! — сказала Золотарева, когда с последней партией рыбы управились сообща.

По домам не шли, а расползались.

— Ну что, Влас? Где твои молоки? — попыталась пошутить Лида.

Мужик устало отмахнулся. Он забыл, где у него что находится и для чего. Какой там ужин? Он вымотался и устал так, что, едва войдя в свою квартиру, повалился на топчан и вскоре уснул до утра.

В другой бы раз он обязательно задумался: а куда делись те двое условников, прибывшие вместе с ним? Но и им пришлось не легче. Вдвоем загружали рыбу в машины, потом выпотрошенную относили на засолку, готовили к работе коптильню. Еловые лапки, березовые опилки, сухостой — всего надо заготовить впрок, а времени не хватало.

Три недели шел нерест кеты. И каждый день с рассвета до заката сбивались с ног люди. Заняты были все, даже дети готовили для будущих мальков садки, перебирали, промывали гравий, чистили сетки, разделяющие садки, вытаскивали из речки коряги, распугивали притаившихся щук и сомов, налимов и хариусов, чтобы не сожрали они по весне подросших кетовых мальков, которых всю зиму станут выхаживать их отцы и матери.

— Влас! Вставай! Скоро на работу! Я тебе икру принесла! — увидел Лиду.

— А как же мальки?

— Это незрелая. Из нее ничего не получится. Поспешила рыба на нерест. Зазря погибла. Ей бы подождать, а теперь, чтоб вовсе не пропала, сделала пятиминутку к завтраку. Ешь и приходи!

Лида позвала, улыбнувшись так, что Влас подумал совсем о другом и спросил, обалдев:

— Куда прикажешь, моя королева?

— На работу! Чтоб через десять минут был на месте.

Влас чуть не подавился икрой.

Едва он появился, его загрузили работой так, что он о Лиде и не вспоминал. Таскал тяжеленные ящики с рыбой, тазы с икрой и молоками. Потом переносил их в цех и ставил, где указывали, выносил выпотрошенную рыбу в телегу. Укладывал, чтобы она не вывалилась по пути. И снова спешил в цех. К вечеру перед глазами рябило, и даже деревья, еще зеленые, казались увешанными спелыми ястыками, готовыми брызнуть струей икры. Влас останавливался, чтобы хоть на минуту перевести дух, поверить, что он человек, а не то, что перемешивают бабы в ящиках, но тут же слышал за спиной: «Влас! Ну где ты застрял? Давай сюда скорее!»

К концу первой недели он насквозь пропах рыбой. Казалось, что он скоро сам покроется чешуей. В каждом доме пахло рыбой. Ее варили, жарили, тушили, вялили. На самом берегу реки сутками напролет дымила коптильня. Оба условника ни на минуту не отлучались от нее. Они считали себя счастливцами, попавшими из ада в рай. Оно и понятно: еды полно, вода рядом, работа хоть и хлопотная, но не надрывная, уважаемая. К ним все на вы обращаются, величают по имени и отчеству, без грязных добавок зоны. К тому же знали, что сами себя обеспечат копченой кетой на всю осень и зиму.

— Старайтесь, мужики! Мы о вас тоже помним. Вот соберем картошку, каждый по три мешка на зиму получит. Деньги целей. Приоденетесь, — обещал Дмитрий Золотарев.