Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эмма бросила насмешливый взгляд на Ника, потом снова посмотрела на Серену.
— Идемте со мной, остальное расскажете мне в доме. Я не хочу, чтобы соседи нас подслушивали.
Она провела их через прихожую, которая вполне соответствовала уродству дворика. Потом их проводили в комнату, которая, если не считать нескольких фотографий и календарей, была обставлена строго в стиле викторианских времен.
— Ну что же, — обратилась Эмма к Серене. — Я хочу услышать от вас всю историю.
— Я убежала из дому, потому что мой отец пытался выдать меня замуж за… за человека, который мне отвратителен. Он старый и вообще… ужасный. Если бы не мистер Ханслоу, мне бы оттуда никогда не выбраться. А когда он узнал, что мне некуда идти, он привез меня сюда… — Она замолчала. — Но я вполне пойму, если вы…
— Можете остаться, — перебила ее мисс Твист и повернулась к Нику: — А ты не так безнадежен, как я думала.
— Я заеду сегодня днем или ближе к вечеру, если успею, — сказал Ник Серене на прощание. — С Эммой вы будете под надежной защитой. Вы ей понравились, а это уже немало. Всех благ!
— А вы еще приедете? — наивно спросила Серена. — Вы не… не исчезнете?
— Конечно нет, — бездумно пообещал он. — Честное слово джентльмена.
Но прошло целых три дня, прежде чем они снова увидели Ника.
— Я самый счастливый человек в мире, — радостно заявил он. — У меня никак не получался второй акт. Но теперь я его переделал, и он стал лучшим во всей пьесе.
— В пьесе? — переспросила Серена, переводя взгляд с Ника на мисс Твист и обратно.
— Николас — драматург, — объявила Эмма.
— То есть вы пишете пьесы?.. — недоверчиво протянула девушка.
— Ну, пока только одну написал, — честно признался Ник. — Но надеюсь, что когда-нибудь поставят еще одну мою пьесу.
— Вот это да! — восторженно ахнула Серена.
Интересно, что ее так восхитило? — подумал Ник.
— А что такое? — спросил он.
Она повернулась, глядя на него сияющими глазами.
— Я просто подумала: это должно быть потрясающе интересно — придумывать людей, а потом видеть, как они оживают на сцене, — объяснила она.
— Да, это верно, — серьезно сказал он. Его поразило, как глубоко понимает это такая простая деревенская девчонка.
— А я еще не видела ни одной пьесы, — призналась Серена. — Только кино… но в кино все ненастоящее.
— Я тебя как-нибудь возьму посмотреть мою пьесу — пообещал Ник.
Но вместо того чтобы обрадоваться, Серена спросила с тревогой:
— Но ведь в театр, говорят, ходят в специальной одежде?
— Ты имеешь в виду вечернее платье? Да. А у тебя такого нет?
Она засмеялась:
— Нет, конечно. Что бы я в нем делала на ферме?
— Ничего страшного, — весело сказал он. — Я тебе куплю.
— И не думайте, мистер Николас, — строго одернула его мисс Твист. — Чтобы джентльмен сам покупал платье барышне! Это неслыханно! Нет, я сама куплю платье для мисс Серены!
— Ну хорошо, хорошо, — недовольно пробурчал Ник. — Только, ради всего святого, купи ей что-нибудь посовременнее. Я не могу позволить себе показаться на людях с девушкой, одетой как чучело.
Губы у Серены дрогнули. Она еще не слышала, чтобы он так грубо разговаривал.
Но через несколько минут, когда мисс Твист ушла готовить чай, Ник снова пришел в хорошее расположение духа.
— Извини меня, — обратился он к Серене. — Я не хотел тебя обидеть, просто мне казалось, что я выберу для тебя кое-что получше, чем Эмма с ее чудовищной старомодностью.
— Это потому… потому, что вам хочется сделать мне подарок, или потому, что вы боитесь, что я могу опозорить вас перед всеми? — спросила она, глядя прямо ему в лицо.
— Потому, что хочу сделать тебе подарок, разумеется, — заверил он ее.
— Мисс Твист?
— Да, дорогая?
Они ехали на верхней открытой площадке автобуса, направляясь к дому Ника. Серена молчала с того самого времени, как они вышли из дому.
— А вам разве не нравится… мистер Ханслоу?
— Конечно же нравится, — возмутилась мисс Твист.
— Но иногда вы так говорите, как будто сердитесь на него…
Старая экономка немного замялась.
— Да, ты знаешь, временами он выводит меня из себя, — согласилась она. — Видишь ли, он из тех людей, которым всегда везет. Ребенком он жил в одном из самых богатых и блестящих домов Лондона. Его родители обожали своего единственного сына. К тому же они могли позволить себе все, что душа пожелает, и Ника, разумеется, избаловали.
— Значит, он избалованный? — серьезно спросила Серена.
— Нет, дело в другом. Он просто привык жить по высшему классу. Потом, когда ему было двадцать пять, его постигло первое настоящее горе: умерли его родители. Он очень долго горевал. С другими людьми постоянно происходят такие вещи, но он не понимал, как это могло случиться с ним. Вот он и ушел с головой в сочинительство. Это смогло его утешить и отвлечь от горьких мыслей.
— И его пьеса имела успех? — с нетерпением спросила Серена.
— О да, — равнодушно откликнулась мисс Твист. — Она идет в театре уже около года, и зал полон каждый вечер.
— Как замечательно, — мечтательно произнесла Серена. — Как бы мне хотелось посмотреть эту пьесу.
— Хм! — задумчиво отозвалась мисс Твист. — Пожалуй, верно. Впрочем, должна сказать, что мне самой это не очень по вкусу. Все же есть вещи, которые не пристали порядочной леди, а мисс Чейл, которая там играет…
— Мисс Чейл? — Серена захлопала глазами.
— Да, она играет главную героиню, — объяснила мисс Твист. — Поговаривают… — Она помолчала. Потом с неохотой продолжила: — Ходят слухи, что они с мистером Николасом…
— О! Они что — обручены? — воскликнула Серена.
— Нет, дело еще не зашло так далеко. Но… они, так сказать, увлечены друг другом.
— О! — Серена снова захлопала ресницами. — А как вы думаете — его новую пьесу тоже ждет успех?
— Да, мисс Серена, я в этом не сомневаюсь, — твердо сказала мисс Твист. — Я же вам говорила: ему всегда везет!
Cерена была озадачена, когда узнала, что квартира Ника находится в Манеже.
— А я думала — манеж — это там, где выгуливают лошадей, — разочарованно сказала она.
— Да, когда-то так и было, — кивнула мисс Твист. Они шагали по нагретой солнцем мостовой к его дому. — Но сейчас в городе, как ты понимаешь, очень мало лошадей, и люди селятся где угодно, особенно если рядом с домом есть гараж. В наши дни, — неодобрительно заявила она, — иметь гараж стало важнее, чем сам дом.