вернулся к себе в комнату и мысленно перебрал всё, чем ещё можно заняться. Велосипед? Отпадает. Мне же нельзя выходить на улицу. К тому же у мамы тоже каникулы, как и у меня, так что она дома, просто так не улизнёшь. Игры? В свои я уже переиграл и ждал Нового года, чтобы пополнить запас. Обычно я просил Тома подкинуть мне что-нибудь новенькое, но сейчас просить его было затруднительно. Домашние задания? Не может быть и речи. Я и так с ними перетрудился, имею право хотя бы несколько дней отдохнуть. Так что же мне оставалось? Если честно, ничего, кроме книги о тамплиерах. Но, представив себе, как вновь погружаюсь в исторические дебри, я почему-то не обрадовался. Хотелось чего-то весёлого, увлекательного…

Я подошёл к окну и стал смотреть на улицу, как частенько смотрит кот нашего соседа. Прошли какие-то люди, проехала машина.

Из окна моей комнаты слева видна опушка рощицы, которой кончается деревня. На нашем конце улицы вообще стоит всего три дома: дом Шарбонье, наш и старый заброшенный, где на моей памяти никто никогда не жил.

А если глянуть направо, то на противоположной стороне виден дом Аманды Шарбонье. Она учится в той же школе, что и мы с Тома, но со мной не общается. Когда я встречаю её на улице, мы здороваемся. Но в школе никогда! Как только Аманда переступает порог школы, я для неё словно в шапке-невидимке! Тома мне говорит: не обращай внимания, Аманда же учится в седьмом, такая мелкота, как шестиклассник, просто не попадает в её поле зрения.

Я всё стоял у окна, смотрел на улицу и увидел, как из дома вышла Аманда в объёмном красном пуховике, с белыми наушниками в ушах. Из-под капюшона с мехом выбивались её длинные светлые волосы. Всякий раз, когда вижу Аманду, сердце у меня начинает биться быстрее и я чувствую, как у меня краснеют щёки. Мне бы очень хотелось, чтобы Аманда меня замечала, здоровалась со мной, и в то же время я всегда боюсь, что она меня заметит и скажет «привет». Мама говорит, что явление, когда несовместимые вещи, которые не могут одновременно находиться вместе, как, например, вода и огонь, всё-таки совмещаются, называется парадокс. Так вот, каждый раз, когда я вижу Аманду, возникает парадокс: я прямо мечтаю, чтобы она обратила на меня внимание, и при этом до ужаса боюсь, что она меня увидит. Странное дело. Я и на этот раз почувствовал то же самое: мне хотелось, чтобы она заметила меня в окне, и в то же время испытывал непреодолимое желание спрятаться за занавеску.

В следующий миг Аманда скрылась с глаз и вместо неё возник небольшой грузовичок с фургоном – старым, белого цвета. На капоте машины был нарисован чёрный орёл. Грузовичок остановился в конце улицы возле необитаемого дома. Из кабины вышел мужчина в длинной куртке, похожей на военную. Он открыл задние дверцы фургона, достал большую картонную коробку и поставил её перед воротами. Постепенно он вытащил много таких коробок – на тротуаре громоздилась целая гора. Наверное, доставка – решил я поначалу, но дальнейшее убедило меня, что я не прав.

Мужчина порылся в карманах и вытянул большую связку ключей. Отпер ворота, подхватил одну из коробок и понёс в дом. Неужели новый сосед, удивился я. Судя по всему, так оно и было.

Коробочную гору сосед по частям перетаскал в дом, а потом несколько раз обошёл здание. Из окна я прекрасно всё видел, и меня прямо-таки распирало от любопытства.

Он открыл пристроенный к дому большой сарай и отнёс туда несколько коробок. Сосед пробыл в сарае минут двадцать, и я, конечно, не мог разглядеть, что он там делает. Потом он вышел и уселся в кабину. Грузовичок развернулся в конце улицы и уехал так же таинственно, как приехал.

Вот тут-то мне и пришла в голову одна замечательная мысль. Я кубарем скатился по лестнице и побежал в гараж. Там в стенном шкафу у папы хранились рыболовные принадлежности. Папа часто брал меня с собой на рыбалку. Но у меня никогда не клевало, так что я просто носился и шумел. В один прекрасный день папа придумал для меня отличное занятие и купил…

Я выдвинул один ящик, потом второй, запустил руки в третий, полный коробочек с крючками и блёснами, и наконец нашёл моё сокровище – бинокль.

Глава 4

Ничего интереснее белок-акробаток, которые прыгали на деревьях в роще у опушки, я пока в бинокль не увидел. Новый сосед не вернулся. Аманда тоже.

Темнота потихоньку пробралась в Арвиль, так что вскоре я вообще ничего не мог рассмотреть, поэтому уселся за письменный стол и погрузился в книгу о рыцарях-храмовниках.

В те времена – в 1099 году (можно сказать, целую вечность тому назад) – христиане завоевали город Иерусалим, который считался трижды священным, потому что был местом паломничества иудеев, христиан и мусульман. Из западных стран на поклонение в Иерусалим отправлялись толпы странников, их путешествие было долгим и опасным. По дороге их подстерегали засады, устроенные разбойниками, ворами и даже убийцами. И вот, желая сделать путь несчастных паломников более благополучным, человек по имени Гуго де Пейн в 1118 году решил создать новый монашеский орден. Эти монахи отличались от остальных тем, что им разрешалось носить оружие, а их главной обязанностью была защита верующих, ступивших на Святую землю. Подчинялся этот орден самому папе. Вступавшие в него приносили обеты бедности, безбрачия и послушания, но им было позволено сражаться, проливая кровь неверных сарацин. Их так и называли – «монахи-рыцари» – и легко узнавали по одежде: они носили белые плащи с большим красным крестом на левой стороне груди. Читая о них, я сразу вспомнил крестовые походы – мы проходили их по истории в школе. Но почему этих рыцарей стали называть тамплиерами, то есть храмовниками, то есть рыцарями, связанными с храмом?

Гуго де Пейн создал свой орден-армию в Иерусалиме. И он уговорил короля, который тогда там правил, предоставить ему часть дворца и разместил там свой главный штаб. Считалось, что монахи-рыцари получили в своё распоряжение место, где в древности находилась часть главной святыни иудеев, храма царя Соломона. Что-то такое я уже слышал, потому что смотрел фильм «Индиана Джонс: в поисках утраченного ковчега» – там об этом упоминали. Вот почему новый орден и получил название l’Ordre du Temple[2], что по-французски означает «орден Храма», а его членов, монахов-рыцарей, стали называть тамплиерами, или храмовниками.

Пока что я не почерпнул из книги ничего особенно увлекательного, но всё же решил за ужином рассказать о том, что узнал. Пусть папа поймёт, что я не сижу без дела, что читаю серьёзную книгу, и тогда, оценив мои старания, он, может быть, отменит наказание.

Только я собрался читать дальше, как вдруг услышал глухое тарахтение старичка-грузовичка. Мне показалось, что уши у меня сразу встали торчком. Честное слово, я превращался в соседского кота.

Я тут же схватил бинокль, устроился на подоконнике и стал наблюдать.

Сосед вернулся с новой партией коробок. Теперь я уже не сомневался, что он вселяется в старый дом. Правда, мне показалось, что дом этот великоват для одинокого человека. Но кто знает, может, семья появится позже? А тогда зачем начинать переезд в одиночку? У меня возникло много вопросов, ответы на которые сразу не найдёшь. Может, если я сначала умаслю папу историями про тамплиеров, у меня потом получится что-то выведать о новом жителе Арвиля? Папа всегда в курсе всего, что происходит на каждом сантиметре улицы Старой Мельницы – на ней мы живём. Уверен, он уже знает, кто этот человек, который возит в старом белом фургоне большие коробки в нежилой дом.

Загадочный сосед – так я стал называть его про себя – вылез из кабины и отправился в дом. Уже здорово стемнело, фонаря там не было, поэтому увидел я не много. В окне подвала зажёгся свет. Он горел буквально секунду, потом погас. Сосед сразу же вышел и отправился в сарай. Мне показалось, что в руках у него коробка, но точно сказать я не мог, потому что возле дома и сарая было особенно темно.

Сквозь щели в стенах сарая тихонько сочился свет. Я старался хоть что-то разглядеть сквозь эти щели, но, конечно, ничего не высмотрел. Напряжённый как струна, я застыл, прижимая к глазам бинокль. Даже мурашки по рукам побежали. Человек ходил от дома к фургону и обратно, но дольше всего зависал в сарае. Интересно, что он там делал?

Я устал, снова уселся за стол