больше уникальных особенностей будет обнаружено, тем точнее полиция сможет определить, где, когда и как было убито тело.

Но иногда у нас слишком много трупов и недостаточно активных рук для расследований и исследований. Те, которые не могут быть использованы немедленно, хранятся в холодильнике, пока не придет их время. Звуки леса, пение птиц и стрекотание насекомых сменяются постоянным гулом генератора, когда я вхожу в здание морозильной камеры.

Я нахожу нужный мне морозильник и обхватываю рукой холодную металлическую ручку, не совсем понимая, на какой ответ я рассчитываю. Когда я открываю ее и выдвигаю стальной поддон с телом, сердце в груди колотится, становясь тяжелее с каждым ударом. Кажется, этот звук заполняет всю тихую комнату.

Несмотря на фиолетовый оттенок, который приобрел почти замороженный труп, я вижу, что когда-то ее кожа была светло-коричневой, как у меня. Это делает остатки татуировки на ее груди еще более поразительно знакомыми. Хотя здесь виден только нижний край чернил, остальное скрыто ожогом, у другой татуировки, которую я видела на компьютере, был верхний край.

Я бы никогда не поняла, что это фрагменты одного и того же рисунка, если бы у меня не было такого же на собственной коже.

Узел болезненно сжимается в груди, когда я шепчу в комнату, заполненную трупами: "О, папа, что ты наделал?

1. Anthropocene by KR3TURE

Глава 2

Жаждущие крови

Роан

Мой палец прослеживает конденсат на гладком холодном стакане, который я держу в руке, опираясь на край кожаного дивана. Мои ноздри раздраженно раздуваются, когда свежее облако дыма окутывает сцену и дурманящий запах проникает в нашу VIP-зону. Финн должен был обучать Лохлана, чтобы тот взял на себя управление "Персиком", нашим клубом для джентльменов, но теперь, когда он уехал в деревню развлекаться, это перешло ко мне.

Я мысленно помечаю, что, когда уеду, возьму с собой кувалду для туманной машины. Что я и собираюсь сделать в ближайшее время. Лохлан практически вырос в этом клубе, так что мне нечему его научить. Но моя кожа горячая и слишком напряженная, а постоянно кипящий гнев находится в опасной близости от того, чтобы закипеть. Мне нужна чертова разрядка.

Это чувство нелегко удовлетворить. Это не то, что может снять алкоголь. Такое ощущение, что между ребрами у меня лежит боевая граната. Она болтается на ребре за шпильку, и при малейшем толчке шпилька выдергивается. Малейшая мелочь может привести меня в действие. Я могу обвинить в этом своего отца, потому что он поощрял это во всех нас. Он хотел, чтобы его мальчики были непостоянными и безрассудными, потому что это означало, что мы будем жестокими и безжалостными.

Я никогда не избавлюсь от этого, но я стал лучше понимать, когда достиг своего предела. Я бросаю гранату, пока она не взорвалась внутри меня.

Я сканирую пол "Персика". На сцене выступают наши лучшие танцовщицы, и зал переполнен. Здесь полно скучающих мужей из пригородов, отчаянно желающих воплотить свои фантазии с одной из девушек, скользящих по шесту.

Суматоха у бара привлекает мое внимание, и мой позвоночник выпрямляется, предвкушая драку. Мои руки уже сжались в кулаки. Я быстро успокаиваюсь, когда понимаю, что это какой-то смазливый ублюдок, который не справляется со своей выпивкой, и Декс уже выпроваживает его.

Ну, если я не могу избить кого-то до полусмерти… Я перевожу свой кровожадный взгляд на стайку женщин, танцующих друг на друге прямо за бархатным канатом, окружающим нашу зону. Я узнаю некоторых из них. Они здесь не работают, но они всегда здесь, претендуя на наше внимание. Их руки скользят вверх и вниз по бедрам друг друга, а глаза отчаянно пытаются зацепиться за кого-то из нас. Я бы предпочел сломать нос какому-нибудь невезучему ублюдку, но, полагаю, быстрый и жесткий трах будет не хуже.

Я фиксирую взгляд на одной из рыжих, и она пытается смущенно опустить глаза. Когда она снова поднимает глаза, я откидываюсь на спинку дивана и раздвигаю ноги. Мои руки перекинуты через спинку, и я загибаю палец, чтобы поманить ее к себе.1

Она закусывает губу, пробираясь ко мне и удаляясь от своих подружек, которые провожают ее возбужденными взглядами. Альфи оглядывается на меня в знак одобрения, когда она достигает веревки, и я киваю, чтобы впустить ее. Она идет ко мне на длинных точеных ногах, которые я не прочь перекинуть через плечо, пока трахаю ее… а может, я просто перегну ее через подлокотник и возьму ее, не глядя на ее лицо и не отбиваясь от ее попыток поцеловать меня.

Мне не нужно говорить ей свое имя. Она прекрасно знает, кто я и что я могу для нее сделать — если бы она была не просто средством достижения цели. Все в этом мире — сделка. Вот почему она танцевала перед нами всю ночь. У меня есть то, что нужно ей — деньги, власть, — а у нее есть то, что нужно мне, по крайней мере на эту ночь.

Она раскачивается передо мной, как новорожденный олененок на каблуках, фиолетовое атласное платье драпируется на ее изгибах, но только. Готов поспорить, я смогу увидеть ее киску, если сдвину ткань хоть на дюйм. "Привет, я Мэдисон".

Я смотрю в сторону, проводя костяшками пальцев по челюсти, как будто я уже забыл, что она здесь. Повернувшись к ней, я делаю медленный глоток из своего бокала, позволяя своему взгляду буравить ее через край. "Я не спрашивал".

"Что?" Она наклоняется ближе, не слыша меня из-за музыки. К лучшему.

Единственный ответ — легкая ухмылка на моих губах. Уверенность, которой она обладала во время танца, уходит из нее, чем дольше я заставляю ее ждать. Она тревожно сжимает руки перед собой, и я не могу отрицать, что ее дискомфорт вызывает у меня болезненное возбуждение. Я провожу взглядом по ее телу, и она воспринимает это как приглашение.

Она закрывает небольшую брешь и удивляет меня тем, что садится на мои ноги, теребя воротник рубашки. Она перекидывает свои бедра мне на колени, и мои руки находят изгибы ее талии. "Тебе нравится так?" — спрашивает она знойным