— Мою… что? — Она шумно втянула воздух. — Если вы не перестанете говорить глупости…

— Позвольте объяснить доходчивее. — И не успела Дженис ахнуть, как Каллахан без излишних церемоний схватил ее за руку и с силой потянул на себя.

Сердце Дженис бешено забилось.

— Что вы делаете, во имя всего святого? Подумать только, что вы себе позволяете!

Потрясение мгновенно переросло в гнев, гнев побудил к действию, и она изо всех сил вцепилась в дверцу кареты. Ему, однако, хватило одного резкого движения, чтобы оторвать ее от экипажа и заключить в объятия, где она и затрепыхалась, как муха в паутине.

Изобел пронзительно вскрикнула как раз в тот момент, когда он ногой захлопнул дверцу кареты и опустил Дженис на землю.

— А вы неплохо подготовились, — даже с некоторым одобрением произнес Каллахан, продолжая крепко прижимать ее к груди. — Мало кому известно, что вдова находится в поместье. А это колесо… должно быть, вы готовы любой ценой добиться освобождения. От чего только, хотелось бы знать? Почему такая горячая особа нуждается в спасении?

— Отпустите меня, — произнесла сквозь зубы Дженис, услышав, как за ее спиной Изобел открыла окошко кареты. — Я дочь маркиза.

— Все вы так говорите, — усмехнулся негодяй, заводя ее руку ей за спину. — Но должен вас предостеречь: если возлагаете какие‑то надежды на объяснение с герцогом, которого преследуете, то вас ждет разочарование. Если вы благоразумны, то уедете сразу же, как только очистится дорога. — Он умолк, но только для того, чтобы окинуть всю ее фигуру, от головы до пят, оценивающим взглядом.

Дженис не осталась в долгу и в свою очередь смерила его самым надменным, на какой оказалась способна, взглядом, вложив в него все имевшееся в ее распоряжении презрение. И тут случилось неожиданное: он вдруг впился в ее губы, да так сочно и непристойно, что она чуть не потеряла сознание.

В то же мгновение ее отношение к поцелуям чудесным образом изменилось. Поразительно, как превосходно ее губы слились с его губами за несколько кратких секунд, прежде чем к ней вернулась способность соображать и она попыталась ударить нахала коленом в промежность, но попала только в бедро.

— Какого дьявола? — Он отшатнулся и сердито уставился на нее, не выпуская ее рук, которые все еще удерживал, словно в тисках, у нее за спиной.

— Теперь вам понятно, — задыхаясь, произнесла Дженис, — что я здесь действительно только для того, чтобы повидать вдовствующую герцогиню, безрассудный негодяй?

Их разделял падающий снег, и у нее возникло странное ощущение, будто все происходит во сне. «Это он», — твердило сердце, ее глупое несмышленое сердце, хотя губы горели, горло сжимала слепящая ярость, а мозг мгновенно отнес его к разряду никудышных.

«Непохожий на остальных» — так сказала мама о мужчине, которого она когда‑нибудь отыщет. Кто, как уверяла ее так же и Марша, непременно встретится однажды на ее пути, несмотря на то что после прискорбного случая с Финном Латтимором, потрясшего ее до глубины души, она перестала доверять всем мужчинам без исключения.

Но Люк Каллахан — этот дерзкий грум — не мог быть этим мужчиной, ведь он даже не джентльмен. Ни в малейшей степени.

— Значит, я ошибся, — усмехнулся нахал.

— Определенно. — Она попыталась вырваться.

Он отпустил ее руки, но положил свои ладони ей на поясницу и, теснее прижав к себе, сказал в своей обычной развязной манере:

— Черт побери! Вы настолько соблазнительная ошибка, что я ни о чем не жалею. — Он внимательно вгляделся в ее лицо. — А вы жалеете? Вам бы хотелось, чтобы я с самого начала не усомнился в том, что вы благородная леди?

Дженис в растерянности заморгала и прошептала:

— Я не могу ответить. И с вашей стороны низко об этом спрашивать.

Он громко расхохотался:

— Вы мне нравитесь, леди Дженис. Вы и ваша служанка из цирка. Между прочим, она внимательно наблюдает за нами. Не будем обращать на нее внимания, верно? — И с озорным блеском в глазах Каллахан наклонился и снова поцеловал Дженис.

Что она делает?

Но он очень приятный… такой приятный! Если мужчину можно назвать приятным в том смысле, в каком она называла приятным теплый огонь, или чашку горячего шоколада, или… рот, который говорил с ней без слов, подобно его рту.

«Ты создана для любви».

«Ты соблазняешь меня».

«Я хочу тебя».

Безмолвные послания, пробуждавшие в ее теле ощущения, которых она не испытывала еще никогда в жизни. Дженис дрожала, как новорожденный ягненок, глаза ее были закрыты, но окружающий мир внезапно расцвел, как весенний луг.

Губы его нежно, но настойчиво льнули к ее губам, однако все ее мысли занимала лишь надежная твердость этого крепкого тела — мощной груди, и живота, и сильных бедер, со спокойной уверенностью прижимавшихся к ней.

«Бедра мистера Каллахана».

Дженис и вообразить не могла, что когда‑нибудь произнесет эти слова, даже мысленно.

Да уж, жизнь полна неожиданностей.

Через двадцать минут, когда они наконец прибыли в усадьбу Елизаветинской эпохи, принадлежащую герцогу Холси, губы Дженис все еще горели. Кружившиеся в воздухе снежинки практически вскипали в то самое мгновение, как касались их. Она не могла даже предположить, что страсть между мужчиной и женщиной может вспыхнуть так быстро, и где — на раскисшей слякоти на дороге, в снегопад, когда в холодном воздухе, наполненном запахом влажной шерсти и выделанной кожи, от дыхания образуются облачка.

Это поразительное открытие она готова была обдумывать дни напролет, недели, месяцы.

Вот почему она испытала немалое облегчение, увидев, что дом остался равнодушным к ее присутствию, как и любое аристократическое нагромождение камней в Англии. Достаточно ей сюрпризов на сегодня. Усадьба герцога станет отличным местом, чтобы скоротать время, а потом она внезапно опомнится и осознает, что целый месяц потратила на вышивание подушек, музицирование и скрашивание досуга старой больной женщины, в то время как бурная жизнь внешнего мира шла своим чередом, но мимо нее.

— Что с вами, миледи? — воскликнула Изобел, наморщив лоб. — У вас такой вид, будто вы того и гляди хлопнетесь в обморок.

Дженис, не спуская глаз с усадьбы, мрачно произнесла:

— Мне не нужен герцог.

— Конечно, не нужен, — согласилась Иззи. — Все, что вам нужно, — это забыть на время об остальном мире. Я права, миледи?

— Да, — печально вздохнула Дженис. — Я устала стараться оправдать всеобщие ожидания.

— И вы думаете, что лучшее место, чтобы забыть об этом, — объятия красавца грума.

— Пожалуйста, не напоминай о нем. — Сердце Дженис заныло от обескураживающей смеси гнева и страстного желания. — Я непрестанно думаю об этом. О нем. Чтоб ему пусто было, этому мистеру Каллахану. И тебе тоже, Иззи, за твою проницательность. Ты не должна никому ничего рассказывать. Смотри, если узнаю…