Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как платье сняли, все драгоценности с него в ларцы сложили, главного хранителя рентереи в покои царские призвав. Явившись, Карл Фирлефанц украшения оглядел и распорядился их обратно в рентерею снести.
Вызвали караул... Каждый ларец солдат нес, а подле него другой шел, при изготовленом к стрельбе оружии. Да сверх того еще по два, спереди и сзади, офицера, с вынутыми из ножен шпагами! Покуда но залам и лестницам шли, все с пути их загодя сходили, дорогу уступая.
Пришли, дверь тремя ключами отомкнули, ларцы проверили, дабы сызнова убедиться, что не пусты они, да, вновь закрыв, в сундуки сложили... На чем и разошлись в три стороны...
До другого раза.
А когда тот будет — разве кто знает?..
— Кто заказывал материалы по рентерее?.. Это вы заказывали материалы по рентерее?.. Будьте любезны, — и архивариус протянула запрашиваемый документ.
К сожалению, совсем не архивариус, что была раньше, а совсем другая, более соответствующая классическому образу — преклонных лет сморщенная бабушка, в сером костюмчике, в роговых очках, со стянутыми пучком на затылке седыми волосами.
— Простите, ради бога, а Светочка где? — поинтересовался Мишель-Герхард фон Штольц, принимая папку.
— Светлана Анатольевна болеет! — ответила официальным тоном суровая архивариус. И, пожевав губами, ехидно спросила: — Разве так важно, кто выдает затребованный вами документ? Или суть его от того как-то меняется?
Нет, конечно, но все-таки приятней, когда тебе протягивает архивный талмуд молодая, фотомоделистая мадемуазель, а не напоминающая сухую грушу старушка.
Мишель-Герхард фон Штольц вздохнул и пошел в зал.
Где сел, раскрыл папку и, грустно подперев кулаком щеку, стал переворачивать листы. Хм... Н-да... Нет... И это тоже... И это тем более... А это уж ни в какие ворота...
Наверное, от того, что все это ему выдала не Светочка, а та суровая мымра, вот кабы это была Светочка, то наверняка в каждой строчке его бы ждала удача...
Ну-ка, ну-ка, а это что?.. Расписка?.. Да, так и есть... Вот ведь как выходит -когда-то сей рукописный листок был всего-навсего денежной распиской, а ныне стал «единицей ответственного хранения»!
— Хм!.. — хмыкнул Мишель-Герхард фон Штольц, прочитывая документ. — Как видно, ничего в этом мире не меняется!
Расписка гласила, что: «Сегодня семнадцатого, месяца августа, одна тысяча семьсот сорок четвертого года от Рождества Христова получено от персиянского посланника владетельного Сабур Казим Бека в дар Государыне Императрице Елизавете Петровне: платье парчовое с шитьем по груди и рукавам золотом, бриллиантами да жемчугами; брошь золотая с алмазом величиной с лесной орех да пятью поменьше; сабля с ножнами, усыпанными бриллиантами числом сорок восемь, да двумя рубинами, что находятся в рукояти...»
Но вовсе даже не подаренное «персиянами» платье и не сабля заинтересовали Мишеля-Герхарда фон Штольца, а краткое упоминание в тексте о том, что: «украшения сии доставлены были в рентерейную комнату, дабы храниться там в надлежащем порядке, покуда Государыня Императрица Елизавета Петровна не соизволит их себе истребовать...»
«Платье парчовое с шитьем по груди и рукавам золотом, бриллиантами да жемчугами; брошь золотая с алмазом величиной с лесной орех да пятью поменьше; сабля с ножнами, усыпанными бриллиантами числом сорок восемь, да двумя рубинами, что находятся в рукояти...» — внес Мишель-Герхард фон Штольц запись в особый гроссбух, на обложке которого написано было «Рентерея».
Эх, жаль, фотоаппаратов тогда не было, а описание что — по описанию черт знает что представить можно! Но лучше хоть что-то, чем совсем ничего!..
Настроение Мишеля-Герхарда фон Штольца несколько улучшилось.
Ну и что, что старушка, очень даже ничего старушка — тихая и приветливая. Лет восемьдесят назад она тоже, возможно, была ничуть не хуже Светочки. Может, даже еще лучше!
Она и теперь ничего... Очень милая старушка, и рука у нее легкая.
Что там она еще принесла?..
Далее была служебная записка некоего Фирфанцева. Лист желтый, пожухлый, с выцветшими от времени чернилами. И слова с ятя ми...
«Настоящим довожу до Вашего сведения, что в 1916-1918 годах мною производились следственные действия по делу об исчезновении драгоценностей дома Романовых, пропавших в конце декабря четырнадцатого года, стоимость коих, согласно оценке ювелиров, может составлять миллиард...» Чего-чего?.. Миллиард?! Неужто целый миллиард?..
Хм... Тогда это совсем иное дело! Тогда это становится интересней! Много интересней! Миллиард!..
«Настоящим довожу до Вашего сведения, что в 1916-1918 годах мною производились следственные действия по делу об исчезновении сокровищ дома Романовых, пропавших в конце декабря четырнадцатого года, стоимость коих, согласно оценке ювелиров, может составлять миллиард...» Перо замерло над бумагой. Нет, ежели написать миллиард, то выйдет слишком мало. А ну как они решат, что это в теперешних деньгах?.. Что такое ныне миллиард — гора бумажек, годных лишь на то, чтобы печи топить... Надо бы написать, что не в этих, а в тех еще, николаевских, полноценных, довоенных рублях.
Да, пожалуй... Мишель Фирфанцев вытер тряпочкой сор с пера. Чернильница была забита пылью, потому что никто не удосуживался закрывать за собой крышку, отчего внутрь набивалась пыль и сор и приходилось постоянно снимать с пера прилипшие к нему волоски, а то и мух вытаскивать. Вот и теперь тоже... Он вычистил перо, макнул его в чернила и написал:"...стоимость коих, согласно оценке ювелиров, может составлять миллиард золотых (в ценах 1915 года) рублей..." Так-то лучше.
Далее пошло легче: "Ценности перевозились по Николаевской дороге, грузовым вагоном, в восьми деревянных ящиках. По прибытии в Москву литерный груз был принят комендантом грузовой станции Николаевского вокзала, о чем имеются его собственноручные показания...
А далее что?
Дальше надо бы написать про то, как он по наводке заявился на квартиру ювелира Осипа Карловича, дабы допросить его, да не смог, по причине того, что «поставщик двора Его Императорского Величества» дал дворнику Махмудке «катеньку», дабы тот пристукнул Мишеля да, завернув его в ковер, поволок к Москве-реке, дабы утопить. Что тот и сделал бы, и лишь потому не осуществил своих злодейских намерений, что его самого прибили ночные грабители.
Но ежели написать про это, то придется написать про то, как он догнал Осипа Карловича и изъял бывшие при нем драгоценности. И как при всем при том познакомился с его дочерью Анной, ставшей ныне его женой. И про министра Временного правительства Терещенко, что, наделив его чрезвычайными полномочиями, направил в Москву на розыск пропавших сокровищ. А сие можно посчитать за сотрудничество с контрреволюционным правительством, за что его по головке не погладят.