Практические занятия, на которые дал добро Неелов, оказались странными, как все в подземном городе, и увлекательными. Инструктор, демонстрируя фотоснимки с нечеткими портретами, учил узнавать в лицо ангелов, апостолов:

– Архангел Гавриил, специалист по особым поручениям Бога. Предуведомление Девы Марии о рождении Иисуса – его работа. Оперативным путем получить его фотографию не удалось. Имеются достоверные иконописные изображения. Запоминайте. И держитесь от него подальше… Архангел Михаил…

– Маршал? – вопросительно произнес Непейвода.

– Подходящее сравнение. По земным меркам Михаил – маршал, никак не ниже. Главный военачальник на небесах, предводитель ангельских ратей. Предстает обычно в подобающем облачении – доспехах… Далее. Уриил, архангел. Осведомлен о тайнах Вселенной. Может стать ценным источником информации.

– Расколем, – мрачновато обронил Дед.

– Апостол Петр… Этого запоминайте особо. У него ключи от райских ворот. Не сумеете завербовать его, раскрутить на ключи, придется вам карабкаться через стену…

Полевые учения проводились за пределами «корабля», в саду-оранжерее. Здесь был сооружен макет рая. Фрагмент крепостной стены имитировал стену вокруг небесной обители праведников. А две исполинские корабельные сосны, изображающие древо познания и древо жизни, принадлежали раю земному, из которого некогда изгнали Адама и Еву. В реконструкции эдемского сада к пышущим под потолком многосвечовым лампам тянулись, соприкасаясь кронами, пальмы и яблони, северные пихты и тропическое хлебное дерево. Ветви никли под тяжестью зрелых плодов, журчали хрустальные ручьи. Между стволов щипали сочную траву козы, овцы, зебра; под присмотром дрессировщика бродили, вяло огрызаясь, пума и леопард.

– Тогда волк будет жить вместе с ягненком, и барс будет лежать вместе с козленком… – бормотал Дед, осмотрительно далеко обходя зверинец.

Именитый скалолаз из Приэльбрусья обучал слушателей штурмовать райскую стену по всем правилам альпинистского мастерства. Другой тренер, водя разведчиков по декорации рая, указывал укромные места для тайников, продемонстрировал, как закладывать контейнер в дупло на древе познания. Однажды среди дня начальник центра ввел в класс двух женщин и двух мужчин в штатском.

– Знакомьтесь, – сказал генерал-полковник. – Ваши радисты. Им вы будете передавать сообщения с неба.

К Зацепину распределили радистку. Женщина лет тридцати пяти, полная, курносая, с узлом светлых волос на затылке представилась:

– Кузнецова Мария Анатольевна.

Лейтенант, соскучившийся в подземном монастыре по женскому обществу, был с ней словоохотлив, балагурил, строя из себя записного ловеласа.

– Какую вы предлагаете установить между нами связь, а, Маша? – игриво вопрошал он. – О, не говорите про позывные, радиочастоты! Я бы предпочел общаться с вами только на романтической волне.

Губы женщины трогала улыбка. На краснобайство Зацепина она отвечала односложно, уклончиво. Подняла на офицера зеленые глаза. Во взгляде Зацепин увидел грусть и сострадание.

– Вы, наверное, много занимаетесь, Алексей Павлович, – тихо сказала женщина.

Лейтенанта словно окатили ледяной водой. В памяти тотчас всплыли сочувственные проблески и затаенная суровая печаль в глазах преподавателей школы госбезопасности в Москве при прощальных рукопожатиях.

«Почему все они жалеют меня?» – недоумевал Зацепин.

Остаток дня был испорчен. Зацепин разглядывал себя в зеркале. Да, он изменился. Кожа на лице побледнела, под нездорово блестящими глазами залегли тени. «В самом деле, школяр, замученный учебой!» Отражение пугало Зацепина. Он впервые подумал, что здоровье подводит его.

Зацепин объяснял сбои в самочувствии психологическими перегрузками. Справляться с сомнениями становилось все труднее. Противоречия разрывали его. Он так и не сумел превратиться в затянутый в портупею автомат, бездумно принимающий к сведению любую вводную командиров. Разум отказывался признать материальность мира теней. Наставления преподавательского состава по просачиванию в небесный Иерусалим, вербовке ангелов были, конечно, насмешкой над здравым смыслом. Если серьезные, ответственные люди в больших чинах, с научными степенями изо дня в день твердят тебе, что черное – это белое, поневоле перестанешь верить глазам! Зацепин терял ощущение реальности, почву под ногами.

– Может быть, в существовании Бога нет ничего такого уж невозможного? И до его небесной квартиры прямой путь на ракете, как на трамвае? – разговаривал он сам с собой.

Зацепин вынужден был играть в спектакле, своей роли в котором не понимал. В нем крепло неприятное убеждение, что представление это – не комедия, а драма. «Наверное, все они потому и жалеют меня, что мне не выбраться целым из этой разведки. Нам не сообщают, сколько мы пробудем на небе, как вернемся. Это неспроста».

Переживания угнетали. Зацепин видел, что у его товарищей тоже начались нелады со здоровьем. Они плохо выглядели. Деда донимали приступы глубокого лающего кашля. Самбист Зуев предложил Зацепину схватиться на матах в спортзале, не сумел провести элементарного броска, сел, тяжело дыша, жалуясь на резкую слабость. «Ложное положение, в котором мы находимся, никому радости не прибавляет», – сделал вывод Зацепин.

Слушатели не могли посетовать, что об их здоровье не заботились. Ежедневно их осматривал врач. Каждую неделю у них брали кровь на анализ. Офицеров просвечивали рентгеном. Делали им инъекции.

На регулярный вопрос медиков о самочувствии Зацепин и другие слушатели ни разу не признались в своих хворях. Больных уж конечно не допустили бы к выполнению задания. Слушатели, как огня, боялись этого. Чем более туманной, неисполнимой и опасной выглядела в их глазах операция «Борода Зевса», тем с большим нетерпением они ждали команды «Вперед!». Они хотели отличиться, сослужить службу стране. Примешивалось к высокому стремленью и раздразненное любопытство. Только участвуя в операции, они рассчитывали узнать, к чему же их так усиленно, в невиданной секретности, готовили, какие в действительности задачи поставлены командованием в «Бороде Зевса», задачи, размах которых якобы сравним с освоением космоса.

Однажды утром слушатели «недосчитались» Деда. Он не явился после подъема в спортзал. Его каюта оказалась пуста. Накануне майора особенно сильно терзал кашель, и слушатели подумали было, что он в медпункте. Но врач не видел Круглова. Молчал о нем и караул.

– Да куда он денется с подводной лодки, – повторял расхожую шутку остряк Зуев, однако исчезновение майора удивило офицеров.

К началу лекций они, как обычно, собрались в классе, куда вдруг вошли начальник центра и академик Неелов, торжественные и больше обычного загадочные. Генерал-полковник объявил:

– Майор Круглов ночью заброшен в район операции. «Борода Зевса» началась.