меня гостила и как специально забыла у меня краску "Горький шоколад с оттенком граната" называется. Так что приходи. Сделаю тебя красавцем пуще прежнего.

— Идиот. — Петр покрутил у виска. — Не дай Бог дожить до такого маразма…

Не смотря на поздний час, на освещенных деревенских улицах было людно. Когда мужчина проходил мимо кого-нибудь и кивал здороваясь, ему улыбаясь кивали в ответ и молча провожали взглядами.

Первая красавица Настасья опять встретила его не ласково. Холодный взгляд исподлобья не сулил радостного времяпрепровождения в обозримом будущем.

— Ты вообще нормальный? Ты себя в зеркало видел? — Она стояла на пороге своего дома, уперев руки в бока и не пропуская мужчину вовнутрь. — Твоя голова с обесцвеченным волосом выглядит словно твой волос клоками повыдергивали как редиску. И морда перекошенная. И глаз подбитый. А шубка, что ты мне вчера принес, источена молью оказалась. То же мне герой-любовник. Проваливай! Вали отсюдова! — И женщина захлопнула дверь перед его физиономией.

— О, Петро. — Мимо по дороге бежал вприпрыжку Антон, сын лесничего, молодой мужчина за 30, одетый в камуфляж, низ брючин которого были затянуты в высокие берцы, как положенно бывшему десантнику. Он остановился у калитки Настасьи, переводя дух. — У деда Михея внук с армии пришел. Бери пузырь и айда в гости.

— Бабы будут? — Петр вышел к односельчанину, вынул дорогие сигареты из брюк, помял одну пальцами, постучал фильтром по пачке. — Красивые?

— Ты о чем? — Антон резко выдохнул, окончательно приводя в порядок дыхание. — Дед Михей гармонь достал. Песни военные петь будем. Девчонки уже столы накрывают. Так что бери пузырь и…

— Не-а. — Петр неторопливо закурил. — Народные гулянья не по мне.

— Ишь ты! Ну как знаешь. — Антон сорвался с места. — Если надумаешь, приходи. — Прокричал мужчина на бегу и скрылся в темноте.

Возле дома деда Михея действительно жизнь била ключом, несмотря на поздний час. Широкие ворота были распахнуты, приглашая всех желающих на веселье, а желающих было предостаточно. Казалось, вся деревня, как потревоженный муровейник, стаскивала на подворье деда лавки, столы и корзины со снедью. Взахлеб старенький магнитофон орал: "Глеб Жеглов и Володя Шарапов… ", пока дед настраивал свою видавшую лучшие времена гармонь. Петро постоял немного в тени чужой сирени, наблюдая за происходящим, сплюнул с душой, и свернул в проулок.

Возвращаясь домой по краю чужих огородов мужчина вляпался в паутину и здоровый желтый паук с крестом на брюхе повис на его волосах, затем, быстро перебирая лапками, начал спускаться по лицу мужчины и ниже по телу. Разрывая на себе одежду, Петр пытался стряхнуть с себя ядовитое насекомое, но оно вцепилось коготками, кусалось, как будто прижигало каленым железом, и не отпускало нежную кожу.

Мужчина с воплями пересек чужой огород и вылетел на освещенную деревенскую улицу. Он почувствовал, как насекомое оставило его тело и увидел, как этот паук, оказавшийся размером с кулак, удрал в темноту накренившегося забора, через который только что перемахнул Петр, и исчез за прогнившим штакетником.

— Этого не может быть. — Схватившись за сердце мужчина стоял прислонившись к столбу, под светом болтающегося на толстом проводе мини-прожектора. Немного успокоившись, отдышавшись мужчина перекрестился. — Это мне показалось. Просто показалось. Просто почудилось. Таких больших тварей не бывает.

— Не иначе Наськин бывший вернулся из рейса. — Сказала одна бабулька другой, сидящей рядом на лавочке у дома напротив в полумраке и лузгающие семечки. — Кобель кобеля видит издалека… Видимо знатно он ему навалял. С душой.

— Мало навалял. — Вторая бабуля, укутавшись в теплую шаль, сплюнула на землю. — Причинное место бы ему оторвать и скормить бродячим собакам, что бы не пакостил, не шакалил, и не позорил хорошую женщину.

— Дело говоришь, Петровна, дело. — Первая бабуля так же сплюнула на землю под ноги шелухой семечек. — Да кто возьмется. Мужик нынче нервный да хилый пошел. Вот раньше…

— А вас, старых ведьм, значится, не пригласили. — Петро надменно скривил губы и небрежно поправил свою одежду. — Рылом не вышли.

— И не говори, Варвара, раньше было иначе. — Другая бабулька на мгновение съежилась в пуховой шали. — Ох, кости мои старые. — Затем гордо вскинула заостренный подбородок. — Раньше бы ему причинное место на шею повесили бы и в поле к острожникам отправили бы на забаву.

— И еще таким шаромыжникам коромысло к рукам привязывали. — Вспомнила бабуля Варвара. — На плечи помещали и руки туго привязывали по краям, чтобы сподручней было острожникам ум через задние ворота вколачивать…

— Помню, помню. — Встрепенулась Петровна. — Одному лихоимцу даже ведра повесили. — Женщина поморщилась. — Я лично не видала, но знающие люди поговаривали, что тот лихоимец ведро у чертовой мельницы потерял. — Она перешла на громкий шепот. — Где раньше поповское кладбище было. Так его призрак до сих пор там ошивается, ведро потерянное ищет. — Она бросила оценивающий взгляд на мужчину. — Заждался небось компаньона.

— Спасибо на добром слове, старые кошелки. — Петр, до этого напряженно вслушивался в неторопливый разговор соседок, поклонился в сторону бабусь, отвесив шутовской жест рукой. — Когда ж вы все передохнете.

3

Дома Петра ждал очередной сюрприз. Ограда загона для свиней прохудилась и, вырвавшиеся на волю, животные рылись в огороде в поисках вкусных кореньев.

— Завтра. Всё завтра. — Мужчина свирепо глянул на заваленную перегородку загона, прошелся по огороду, рассматривая разоренные грядки. — Давно я шашлыки не ел, однако. — Он на мгновение задумался. Хмыкнул. — Давненько. Все одно к одному. — Он посмотрел на надежную щеколду калитки и с силой пнул по штакетнику, отделяющего огород от тотема. Одна досточка переломилась пополам. — Всё одно к одному. — Пнул по другой штакетине. Она тоже не выдержала. — Развела здесь языческую хрень, а я страдай. — Он пинал еще несколько раз, пока не освободил метровый проход для свиней. — Я молодец. Любой кризис — это возможность. — И ушел в дом.

Огромная луна занимала весь проем окна, светила ярко до рези. Петро протер глаза. Луна не исчезла. Но появился, расплывающийся дымкой, силуэт на фоне луны. Сначала он был маленький, ростом с куклу, сидящую на подоконнике. Затем начал увеличиваться, трансформируясь то в кошку, то в собаку, и уже большой хряк с каменными копытами вовсю гарцевал по широкому подоконнику. Но звук копыта издавали нежный мелодичный, с едва слышным металлическим звоном.

— А ну, брысь. — Петро недовольно приподнялся на локте. — Свали, чучело. — И потянулся за топором, что безвылазно ночевал у него под кроватью. — Завалю, мерзкое животное.

Хряк недоверчиво развернул свою тупорылую морду к мужчине. — Это ты мне? — И оскалил на мгновение свои желтые со стекающей слюной клыки. — Ты кого тут чучелом назвал, Славик? — Его розово-белый пяточек, размером с