бросить вначале на его строительство, с нуля, убрав то, что давно следовало снести), хотя бы по технологии девятнадцатого века, что было осуществимо. Трудозатратно, но зато в случае реализации — сулило выгоду, то что сейчас существовало под видом металлургии — было курам на смех.

Такая же ситуация была и у Бори, только у него болела голова о обустройстве кирпичного завода, производства огнеупоров из магнезита и ещё, одна из первейших задач — углевыжигательные печи. Причем не такие, как они сляпали возле гаража, тяп-ляп — лишь бы уголь был. А хотя бы с дожигом продуктов пиролиза. Егор, правда, громко требовал эти самые продукты пиролиза для себя, но предоставить схему печи — как эти продукты получить — не мог. А на нет и суда нет.

Гениальная мысль привлечь к этой работе Митеньку — возникла может и не одновременно у обоих, но вот пришли они к нему, хоть и разными путями — вместе. И сходу стали звать его каждый к себе, на сегодняшний праздник. Митя стоял как буриданов осел, к обоим он испытывал пиетет, ещё совсем недавно он так стремился попасть хоть в гараж, хоть на пилораму, где всё было безумно интересно. Но его не пускали. Потом он стал заниматься с детьми, что отнимало очень много времени и сил, и вот, на тебе — его зовут в гости! Эти самые инженеры из будущего!

— Друзья! Давайте не будем ссориться! — Предложил Митенька. — Давайте встретим Рождество все вместе!

Посопев и посверлив друг друга глазами — мужики сдались и признали резонность Митиного предложения. Дело то одно делают! И Председатель говорил, чтоб не собачились! И успокоившись, стали договариваться, как и в каком формате будут встречать рождество все вместе. Расул звал к себе, Боря упирался, что у него и дом побольше и у зятя он самого лучшего самогона возьмет. Кое как определились и с повышенных тонов разговор перешел на согласование деталей. И тут пришла Ксения.

Недовольно зыркнула на мужиков и бесцеремонно увлекла под локоть Митеньку подальше от них. И голосом Лисы Патрикеевны стала охмурять: «Дмитрий! Имею честь с моим супругом Егором, пригласить вас с супругой Ольгой отпраздновать Рождество вместе с нами, в дружеском кругу!» Митенька про Егора много чего слышал, а к химии — испытывал благоговение, справедливо считая, что за этой наукой будущее. Только Егор к нему относился крайне неприветливо, в ответ на вопросы — что-то бурчал и норовил оборвать разговор.

— Это же прекрасно! — Воскликнул он. — Меня только что звали отметить Рождество Расул с Борисом и чуть не поругались! Но я предложил встретить этот праздник всем вместе, почему бы и вам к нам не присоединиться? Уверен, ни Борис, не Расул возражать не станут!

Те, стоявшие неподалеку и с напряжением прислушивающиеся к тому, к чему Ксюха склоняет их гостя — с радостью закивали: «Нет-нет, не возражаем!»

Ксюша опять схватила Митеньку за локоть и увлекла за пределы видимости и слышимости — в сейчас пустующий учебный класс: «Митенька», — вкрадчиво начала она: «ты Маню знаешь!?» Тот поежился непроизвольно, её он знал. Очень хорошо. Маня свою легкую руку в инъекциях, до того как она стала легкой — набивала на его многострадальных ягодицах. Поэтому с обреченностью в глазах кивнул. «Так вот Маня — наша с Егором любимая племянница и она очень расстроится, если ты не придешь к нам в гости!»

Митенька в панике вырвался и извиняясь — прокричал на ходу: «Мне надо срочно к Михаилу Павловичу!»

Глава 2

24 декабря 1796 г.

В Айлинско-Мордовском поселении был аншлаг — в казармах сторожевого поста пономарь Савва окормлял паству в канун Рождества. А Корепанов с Пантелеем в это время сидели у Ефима Мехоношина, в гостевой избе почтовой станции. Ждали, пока пономарь закончит и ехать дальше, в деревню. Зашел десятник казаков Вахромей, брат Ефим ему сунул несколько пакетов с корреспонденцией: «Губину отвези, отродясь столько почты не было».

Десятник подсел к заводским: «Чо вы как на похоронах сидите? Праздник же!» Корепанов только тоскливо вздохнул и уткнулся в кружку с чаем. Пантелей, невесело: «Чому радоваться, есаул, я ить теперь и не сотник, так — не пойми кто…» Вахромей приблизил лицо к Пантелею: «Серёга то тебя дюже уважает, сотник. Сам посуди, у тебя сабля булатная есть?» Пантелей рассыпался дробным смешком: «Насмешил, Вахромей, булатная сабля!» — и тут же мечтательно прищурился: «А ведь была у меня такая! Давно, ты ишшо пешком под стол ходил. Под Троицком набег киргизов отбивали, снял с бия саблю. Булатную!» Тут же, погрустнев: «Не по чину оказалась, атаману подарил…»

«А у меня две таких сабли в санях лежат! Серёгины умельцы спроворили, нам отдали — ножны к ним выделать!» — Не удержавшись, похвалился Вахромей, желая приободрить приунывшего сотника: «Одну саблю мне в подарок, а вторую, сказывали — тебе, Пантелей! Только это, как они говорят — сприз, я тебе ничо не говорил! На Рождество отдарятся!»

— А ить пиздишь ты, есаул!? — Вскинулся сотник.

— Пошли на двор! — Загорячился тот. — Покажу! И ты Николай, айда с нами, посмотришь. Такой булат, сказывали — на Саткинском заводе выделывать станут, со следующей осени! Завод по новой отстроят и начнут.

Из саней Вахромей вытащил две шашки, которые тут же пошли по рукам. «Дюже лепо!» — Восхитился Пантелей: «Строй иной, сама короче, изгиб меньше, а ведь булат! Нутка, посмотри Николай, хорош булат?» Корепанов взял в руки непривычного вида саблю и затаив дыхание — вгляделся в узорчатый рисунок клинка. Сомнений не было, это был он, булат! Всплыли слова есаула, которые он поначалу пропустил мимо ушей, о постройке нового завода на месте старого и о выделки там булата: «Повинюсь! Пусть хоть мастером оставят! Чай, всю жизнь при заводе, авось пригожусь!»

— Шашкой они сию саблю прозвали, — между тем продолжал просвещать есаул, — Ухватиста, рубить и колоть годно. И ножны особые, по их указке делали: дерево кожей обтянуто. А что без каменьев и узоречья, так Серёга сказал: «Боевым казакам и оружие для воев, не на парадах красоваться!»

Выезжая из Айлино-Мордовского, и управляющий, и сотник — с удивлением воззрились на отправившихся вместе с ними крестьян, по праздничному разодетыми. Заметив их недоумение, Вахромей пояснил: «Так все дети поселковые там учатся с осени, сегодня спектаклю ставить будут, вот и позвали родителей. И на Рождество, и на детей полюбоваться!» «Как Ларион Иванович, покойничек, тот тоже радел о работниках, и гошпиталь в Златоусте для работных